Беседы с батюшкой. Детский хоспис. Протоиерей александр ткаченко вошел в состав общественной палаты рф
Президент вручил Государственные премии за выдающиеся достижения в области благотворительной и правозащитной деятельности. Государственной премии в области благотворительной деятельности удостоен протоиерей Александр Евгеньевич Ткаченко, Основатель и генеральный директор первого в России Детского хосписа .
Уважаемый Владимир Владимирович, я глубоко тронут этой высокой государственной наградой.
Полтора десятка лет назад начиная благотворительный проект создания детского хосписа, мы стремились наполнить радостью жизнь тех детей, у которых жизнь ограничена тяжестью заболевания. Даже тогда, когда невозможно вылечить болезнь, это совсем не означает, что ничего нельзя сделать. Сделать можно очень многое. Важно сохранить качество и достоинство жизни, избавить от физической и духовной боли.
Первый детский хоспис в стране был построен в Санкт-Петербурге благодаря усилиям многих благотворителей. Высочайшая заслуга в этом принадлежит Валентине Ивановне Матвиенко. В последующие годы работы коллективы врачей, психологов, специалистов различных профессий позволили сформироваться новому направлению в медицине - детской паллиативной помощи.
Высокие стандарты качества ухода за детьми, применяемые в Санкт-Петербургском детском хосписе, вошли в нормативные документы Министерства здравоохранения. Согласно им сейчас строятся стационары, открываются выездные службы во всех регионах страны. К нам приезжают учиться из федеральных округов, приезжают из европейских государств.
Перед нами стоит большая задача: мы должны изменить отношение общества к людям с тяжёлой инвалидностью. Очень большая роль в формировании инклюзивного общества принадлежит послу доброй воли детского хосписа, заслуженной артистке России Диане Гурцкой.
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл при посещении детского хосписа сказал, что Церковь может решать государственные задачи: то, что будет доверено ей, будет исполнено наилучшим образом. Церковь строит больницы, университеты, хосписы. Мы стараемся изменить общество и мир к лучшему.
Первый священнослужитель - лауреат такой премии, ныне прославленный в лике святых святитель Лука (Валентин Войно-Ясенецкий), врач, хирург, при получении премии сказал, что помогать больным - это высочайшее призвание, и в этом видится единство врачебного делания и церковного служения.
Я очень признателен Вам за высокую оценку наших трудов. Спасибо.
Мы не говорим о смерти
Интервью Александру Гатилину, телеканал Союз.
Не нужно хоронить ребенка, пока он жив
Отец Александр, хоспис, который вы создали, существует уже 10 лет. В те годы, когда он создавался, это было абсолютно уникальное явление. С чего все начиналось? Почему именно эта тема социального служения пришла вам и как развивалась эта идея?
Как-то получилось все естественным образом. Как говорят, Бог дал.
Наверное, для каждого священника, который стоит перед престолом очень важно не только нести Имя Божие людям, но еще и принести людям чудо Божие и исцеление Божие, и любовь Божию. Вот так сложилось, что в храм, где я служил, в Никольском морском соборе в Санкт-Петербурге, приходило очень много людей, семей, у которых болели дети и по-пастырски мы помогали им, собирали какие-то средства, покупали какие-то лекарства, приглашали специалистов для дополнительной консультации, но нам хотелось сделать чуть больше.
Мы понимали, что в рамках существующих правил оказания медицинских услуг государство делает то, что оно может делать, и всегда остается возможность сделать для церкви чуть больше. В то время, впрочем, как и сейчас, с момента, когда заболевание ребенка прогнозируется неизлечимым или лечение ребенка принесет большие страдания, ребенок выписывается больницы, где он проходил лечение, под наблюдение районного специалиста, районного педиатра.
К сожалению, районный педиатр, не всегда имеет возможность оказать полноценную медицинскую помощь. Эта помощь высоко технологична, она требует применения обезболивающих, она требует очень интенсивной терапии на дому, хорошего качественного ухода. Потому, что от этого ухода будет зависеть жизнь и ее продолжительность. И 10 лет назад, во многом и сейчас, это не возможно в силу существующих правил оказания медицинских услуг, силами здравоохранения. И вот здесь церковь нашла для себя некое служение.
Поначалу мы просто находили людей, которые приходили к этим родителям домой, и ухаживали за детьми. Помимо медицинской помощи, оказывалось очень много помощи социальной. Мы понимали, что ребенок должен продолжать жить, несмотря на то, что с ним происходит. Да, болезнь существует, да, скорее всего болезнь необратима, но не нужно хоронить ребенка, пока он еще жив. Надо дать возможность ему жить полноценной жизнью. Играть, общаться, узнавать что-то новое.
Вся наша деятельность была связана с тем, чтобы организовать полноценную жизнь ребенка исходя из его физического состояния. Врачи делали то, что они могли делать, чтобы улучшить функциональность, снять боль, дать возможность человеку выйти в мир. Все остальные сотрудники: психологи, педагоги и различные волонтеры каждому ребенку предлагали некую программу, которая учитывала его интересы.
Таким образом, родилось понимание, что же такое хоспис для детей. Хоспис - это философия. Поначалу это была просто такая инициативная группа людей, и пациентов у нас было не много 10 лет назад. Мы ухаживали за шестью семьями. Со временем наша деятельность стала известной, к нам стало обращаться все большее и большее количество людей, и за годы мы выросли до семидесяти семей. И уже не могли охватить своими силами вот такое количество обратившихся.
Фото — kidshospice.ru
Тогда было создано медицинское учреждение по инициативе Санкт-Петербургской епархии, во многом это заслуга митрополита Владимира. Это учреждение, получив лицензию, стало профессионально оказывать эту помощь на дому. При поддержке администрации города и лично Валентины Ивановны Матвиенко, мы получили субсидии, которые помогли нам вырасти в организацию, которая органично вошла в городскую систему здравоохранения.
Помимо оказания помощи детям как медицинской организации, мы смогли выработать стандарты оказания помощи на дому. Мы смогли рассчитать, какие больные нуждаются в такой помощи, какое количество их существует в городе, какие виды государственных медицинских услуг им нужно оказывать. И если строить стационар, то такой он должен быть, какая коечная мощность, какое необходимо иметь там оборудование.
Но это сильно выходит за рамки социального служения Русской Православной Церкви. Сейчас вы помимо того, что служите как священник, вы еще и занимаете серьезный пост государственный, Вы директор государственного хосписа. Это вообще прецедент. Как так получилось?
Это получилось очень естественным путем, потому что, когда мы дали такую программу деятельности государству, государство посчитало, что Церковь знает, как это нужно делать наилучшим образом и предложило Церкви эту тему продолжить, реализовать.Был построен стационар.
Те люди, которые начинали это служение, именно как служение церковное, они были приняты на работу и по сей день работают. И в Петербурге открылось уже два стационара, будет открываться и третий.
Сколько у вас сейчас подопечных?
Сейчас порядка 300 детей, которых мы наблюдаем, это жители Санкт-Петербурга, мы наблюдаем порядка 70 детей из Ленинградской области, работают выездные бригады, которые приезжают к ним на дом. Стационар принимает около 20 пациентов на круглосуточное наблюдение и 10 пациентов приходит на дневной стационар.
Фото — kidshospice.ru
В течение какого времени дети могут находиться на стационаре?
Это зависит от их состояния и от того набора услуг, в котором они нуждаются.
Если состояние ребенка настолько тяжелое, что можно предполагать, что жить осталось скорее недели, нежели месяцы, то ребенок находится до последнего дня.
Если состояние ребенка легче и деятельность хосписа связана с организацией его полноценной жизни, тогда он пребывает до 21 дня, потом идет домой, возвращается к жизни в обществе.
Для меня самое важное во всей этой деятельности то, что мы выросли в ту эпоху, когда Церковь была гонима государством и те из нас, которые пришли в церковь, не боясь того, что может последовать после такого вызова обществу, для нас очень важно, что произошли перемены и сейчас общество нуждается в нас и мы можем показать этому обществу, что церковь способна решать государственные задачи.
Мы наилучшим образом можем это делать. И в церкви находятся люди, имеющие те душевные качества, которые наиболее востребованы в таком социальном служении, в хосписе.
В хосписе улыбаются
Я хотел в этой связи как раз спросить, насколько психологически сложна такая работа. Как вы справляетесь с этой психологической нагрузкой, как справляются ваши сотрудники, коллеги, насколько это сложно и нужно ли бояться темы смерти. К сожалению, в общественном сознании этот страх прикосновения к этой теме присутствует.
Страх естественный, потому что чаще всего мы переносим страх встречи со смертью ребенка на собственные страхи о собственных детях. Люди боятся этой темы.
Что касается переживаний, наверное, мне легче всех, поскольку я священник и в дни, когда я совершаю Литургию, я предстаю пред Богом, и мои страхи пред Лицом Божиим уходят, мое сопереживание я обращаю в молитву, и мне становится легче.
Люди менее церковные, которые работают в хосписе (а в хосписе работают люди разных национальностей, разных вероисповеданий) тоже находят какие-то механизмы, которые помогают им не очерстветь, не потерять вот эту нужную сердечность и в тоже время не выгореть изнутри.
Наверное, очень важно то, что в хосписе сформировался правильный дух коллектива, там все очень внимательны друг ко другу, там все улыбаются. И пациенты, и родители, и сотрудники, они живут одной жизнью. Наверное, это исходит из самой философии хосписа. Мы не говорим о смерти от онкологии, от какого-то иного заболевания, мы говорим о том, как жить тогда, когда в твоем организме присутствует неизлечимая болезнь. Мы продолжаем жить, мы обнимаем каждый день жизни, мы находим радость в каждом мгновении. Вот такой подход помогает не потерять присутствие духа.
Святейший Патриарх Кирилл: «Если хотите встретить Бога, приходите в детский хоспис»
Напомните, пожалуйста, слова Святейшего Патриарха, которые он сказал, когда посещал хоспис.
Это было удивительное посещение, и я очень ярко помню каждую минуту посещения Святейшим Патриархом детского хосписа. Это был день его рождения, который он решил провести среди детей и родителей в детском хосписе. Он был настолько растроган, что в своем слове к родителям сказал: «Если хотите встретить Бога, приходите в детский хоспис». Он сказал, что здесь присутствие Бога чувствуется во всех помещениях и ему, как Первосвятителю Русской Православной Церкви, как человеку высокодуховному, это присутствие было явно и для нас это свидетельство очень важное.
Фото — kidshospice.ru
Необычная жизнь больничного учреждения
Отец Александр, давайте расскажем, как строится день в хосписе. Насколько я знаю, он очень насыщенный и в этом смысле действительно каждая минута ощущается, человек понимает ценность каждой минуты.
День начинается обычно. Это все-таки больница, утром приходит медицинская сестра и делает некое заключение о состоянии пациента утром, меряет температуру, а вот дальше начинается то, что не происходит в больнице.
Каждый день имеет некую тему или каждая неделя имеет какую-то направленность. Например, неделя посвящена воде или морю, и ребенок в течение дня будет сталкиваться с некими элементами, которые будут его знакомить с жителями моря или рассказывать о каких-то особенностях этой стихии. В столовой ему будут подавать рыбу или морепродукты, сама столовая будет украшена элементами моря, ракушками или там морскими сетями.
После процедур будут проходить творческие занятия, на которых дети будут рисовать водные глубины или какие-то иные сюжеты, может быть придет кто-нибудь из подводников, людей которые опускались на дно и делали фотографии и могут свой опыт передать. Обязательно будет показан какой-нибудь фильм.
Каждый момент, когда ребенок остается один после процедур, мы стараемся чем-то заполнить и стараемся сделать так, чтобы в этот момент ребенок что-то новое узнал или пообщался с кем-то интересным. Но, в основном, процедуры, они занимают какое-то время и жизнь обычная больничная.
Мечты сбываются!
В этой связи, хочется спросить, насколько активны наши известные соотечественники, когда вы обращаетесь с предложением прийти и рассказать о чем-то интересном. Вообще, каков круг общения ваш.
К нам приходит очень много известных людей. Даже не то, что мы их приглашаем, очень приятно, что узнав о нас, они изъявляют желание к нам прийти. Совсем недавно хоккейный клуб «ЦСКА» изъявил желание стать нашим шефом, и это было большой радостью для мальчишек, которые изредка имеют возможность прийти на хоккейный матч. А здесь хоккейный клуб предложил нам, что дети будут более активно участвовать в жизни клуба, возможно, выходить на поле и делать первый вброс шайбы или же будут иметь возможность выйти и прокатиться по хоккейному полю вместе с хоккеистами.
Фото — kidshospice.ru
Это еще один из примеров того, как общество наполняет смыслом жизнь детей в хосписе. Это одна из самых важных сторон, когда ты начинаешь осмыслять, что ты успел за свою жизнь сделать, и насколько твоя жизнь результативна, насколько ты смог реализовать себя в этой жизни. Участие великих людей в твоей жизни дает тебе возможность почувствовать, что ты действительно много успел, ты много можешь, ты многое знаешь, ты со многими встретился - и это очень важная часть деятельности хосписа.
С этим связан один из ваших самых известных проектов - это исполнение желаний ваших подопечных…
Это проект «Мечты сбываются». Он возник как естественное продолжение деятельности психолога в семье пациента.
Когда состояние ребенка ухудшается или когда планируется какая-то тяжелая операция и нужно поднять психо-эмоциональный статус, или когда после операции нужно немножко поднять настроение, чтобы были силы для реабилитации, психолог старается узнать у ребенка, у его семьи, какая у него сокровенная мечта.
Вот та самая-самая сокровенная, которая живет где-то в глубине. Не то, что ему просто хочется иметь компьютер как у кого-то из его знакомых. А вот помимо компьютера, есть еще и мечта. И узнав эту мечту, мы находим людей, которые хотели бы эту мечту исполнить. Конечно же, мы дарим и компьютер тоже. Но вот тот самый букет ромашек зимой, о котором он мечтает или же о встрече с каким-то известным футболистом или боксером или же…
Какие были самые необычные желания?
Наверное, я уже привык к необычным желаниям …
Ну, несколько примеров, чтоб немножко представили эту картину.
Ну, например, ребенок хочет встретиться с какой-нибудь известной американской группой, которая и в России-то не бывает и мы понимаем, что невозможно нам, имея наш небольшой ресурс привезти сюда всемирно известную рок-группу. Но дети любят, например группу «Токио отель». Их было несколько групп, поэтому я их целенаправленно не называю, каждую из них. Или же, например, Адриано Челентано, известный певец, всемирная звезда, но он не выезжает сейчас, он живет на своей вилле и не планирует приезд в Россию, а ребенок хотел с ним встретиться.
Тем не менее, находим возможность связаться с группой и с певцом, рассказываем им о пациенте, даже посылали фотографию и письмо. Мы предложили мальчику написать письмо. Ну не можем мы сейчас встретиться с Адриано Челентано, но ты можешь написать ему письмо, мы передадим. Он написал, и в ответ пришел большой постер с подписью, пришел личный ответ, в котором было написано о том, что он желает ему сил для борьбы с болезнью, он написал, что он за него переживает и будет молиться о том, чтобы он поправился. Он говорило о том, что в жизни бывают болезни и самое важное в этих болезнях не падать духом, не отчаиваться. Такое просто душевное письмо было написано, которое принесло радость встречи ребенку с этой звездой.
Я знаю, что еще одна из просьб была стать успешным бизнесменом. Как это исполняется?
Очень красивая история. Она скорее показывает, что в каждой такой истории присутствует элемент творчества.
Коллектив в хосписе все время старается исполнить именно так, как мальчик или девочка чувствует, как именно мечтает. Ну вот в представлении современных детей успех ассоциируется с какими-то атрибутами, то есть это работа в крупной фирме, это некий стиль одежды, пиджак, галстук, какой-то кожаный портфель, может даже машина, на которой он ездит на работу.
Этот мальчик 17 лет, который не смог по причине болезни закончить 11-й класс, закончил 9 классов, а потом случилась болезнь, и он должен был лечиться. И все его одноклассники сдали экзамены и стали поступать в институты, а он не смог. И вот эта боль оттого, что он неудачник, она затаилась в душе и однажды он ее высказал, что так вот ничего не получилось у меня в жизни и психолог услышал эту фразу, сказанную как-то так вот вскользь и переговорив с одним из руководителей крупных компаний в Петербурге придумали такой проект.
Совершенно серьезно его пригласили на работу, компания сказала о том, что мы даем тебе должность руководителя отдела, мы чувствуем, что твой опыт нам подходит, вот такое собеседование и все абсолютно серьезно, ему сказали, что такой человек нам нужен. Ему выдали деньги для того, чтобы его вид соответствовал обязанностям, которые на него возлагают, и он в понедельник вышел на работу.
Его посадили за стол, сказали вот надо брать бумажку отсюда, нести сюда, какую-то работу ему предложили. Спустя некоторое время мы встретились, и я видел просто счастливого человека, потому что он был круче, чем его одноклассники. Его встречала машина, отвозила на работу, он делал какие-то очень важные поручения, получал серьезную зарплату, он действительно был кумиром класса и спустя какое-то время, он праздновал свое 18-летие, и он смог сам пригласить своих одноклассников в бильярдный клуб, угостил там их обедом, и они потом играли. Мы пригласили известного чемпиона игры в бильярд и он показывал мастер-класс. Вот такая история.
Дети правильнее принимают свои болезни
Давайте мы уточним, что болезнь бывает не с рождения, а приходит уже в каком-то возрасте, да? Случаются ситуации, когда 15-16 лет ребенок может жить абсолютно естественной, нормальной жизнью, и что-то происходит, обнаруживается заболевание. Это заболевание может длиться месяцы, может длиться годы. То есть это, к сожалению, может случиться с каждым, кто родился здоровым. Я прав?
Болезни случаются, и никому из нас не миновать болезней, поэтому душу свою надо приготовить к тому, что мы несем на себе часть боли этого мира и просить о том, чтобы Господь дал нам терпения к несению этой боли.
Мы, христиане, должны помнить о том, что с креста не сходят, с креста снимают и, желая уподобиться Христу, мы должны приготовить себя к тому, чтобы часть этой ноши понести. Слава Богу, если кого-то минует эта чаша, но болезни приходят ко всем, они приходят и к детям.
Поразительней всего, что дети более правильно принимают свою болезнь, нежели взрослые. Такого трагизма, который испытывает взрослый человек, связанного с рухнувшими надеждами, несостоявшейся жизнью, нереализацией себя, у детей мы практически не встречаем. Там скорее более живые человеческие чувства, связанные с горечью расставания, с нереализованным чувством любви. Взрослые люди как-то немножко извращенно воспринимают, оценивают результативность своей жизни, с точки зрения каких-то таких светских мерок.
В завершение этой программы, я хотел уточнить, до которого возраста дети считаются детьми и потенциальными вашими подопечными.
Поскольку мы стали государственным учреждением, мы ориентируемся на те правила, которые определяют, регламентируют нашу деятельность. Мы принимаем детей от 3-х месяцев до 18 лет, но поскольку бывает, что болезнь начавшаяся в детском возрасте приводит к завершению уже в возрасте после 18 лет, мы стараемся детей не оставлять без внимания.
Например, если ребенок был нашим пациентом до наступления 18-летнего возраста, конечно, мы не можем выписать его после дня рождения. То есть мы находим способ, чтобы продолжать уход за ним, пока это возможно и необходимо.
Я бы хотел, чтобы сейчас мы поговорили о более глубоких, о более интимных вопросах. И первый мой вопрос таков, все ли дети задают вопросы о Боге, все ли дети спрашивают, почему именно им выпало такое испытание, и как вы проводите беседы с ними?
А что будет потом?
Желание жить настолько сильное, что даже тогда, когда становится совсем плохо, ребенок борется за жизнь, родители борются за жизнь, и сотрудники борются за жизнь. Поэтому прямой разговор о том, как мне относиться к смерти или что такое смерть, происходит не всегда.
Но человек, который задумывается о том, что с ним происходит, насколько его болезнь излечима, всегда хочет найти себе человека по душе, собеседника по душе, поэтому он в простых разговорах, встречах, беседах, проходя мимо, за чашкой чая иногда задает наводящие вопросы, как бы прощупывая тебя, пытаясь понять, являешься ли ты этим самым человеком.
И если ты чувствуешь в этот момент, что ребенок хочет с тобой поговорить или родитель хочет с тобой поговорить, и можешь правильно ответить, то, может быть, ты являешься тем человеком, который даст ему этот спасительный круг.
Разговор чаще всего происходит косвенно, отвлеченно, не напрямую о самом себе. Он касается скорее темы, а что такое смерть, а что будет потом, а почему так сложилась моя жизнь? И информацию, которую знаешь ты, нужно тоже давать дозировано потому, что нужно дать возможность человеку осмыслить то, что ты ему сказал. Дети переживают смерть не так, как переживают ее взрослые. И с детьми разного возраста о смерти нужно говорить по-разному.
В понимании ребенка, маленького ребенка, скажем так до 7 до 8 лет, вокруг все живо. Живы растения, живы предметы, он играет в игрушки неодушевленные, в его восприятии эти игрушки живые. В его понятийном запасе нет опыта смерти, нет опыта — живое, неживое, там все живо. Поэтому так трудно вместить это, и поэтому нужно найти тот язык, который поможет ему, вот этот опыт взрослого человека смерти или встречи с неживым, сделать лаконичной частью его понятийного аппарата, его философии.
У детей постарше возникает страх смерти, и скорее всего он связан с боязнью быть оставленным родителями, боязнь потерять родителей. Поскольку он никогда не встречал, что такое смерть, он чаще всего воспринимает ее как будто живых закапывают в землю и вот это страшно представлять, как тебя кладут в гроб, закрывают тебя, ты там один, как-то там без воздуха, без мамы, он для ребенка наиболее страшен.
С возрастом ребенок начинает обращать внимание на то, что вот мертвая птица лежит, или кто-то из родственников умер, он начинает задавать себе этот вопрос. И здесь очень важно, чтобы люди, которые вокруг ребенка, смогли с ним поговорить, могли рассказать о том, что смерть, является естественной частью нашей жизни на земле и все то, что рождается, все, что имеет жизнь, когда-нибудь умрет. И это касается жизни всех живых существ, начиная от птички, муравья и кончая даже человеком. О том, что умирают люди по причине болезней, по причине старости или потому, что их организм оказывается сильно поврежден. И это естественная часть нашей жизни. Это грустно, но это происходит со всеми.
Эту беседу нужно строить очень аккуратно, чтобы не напугать ребенка, но расширить его понимание мира. Нужно рассказать ему о том, что жизнь не заканчивается для человека после того, когда останавливается его сердце, его дыхание. Нужно рассказать о том, что Господь приходил на землю для того, чтобы человек не исчезал, о том что он сам помимо его тела, его личность, его интересы, с тем что он любит, с его ценностями, что называют собственным Я, идет ко Христу, и Христос его встречает. А там Божия Матерь и Ангелы, которые будут рядом с ним.
Можно прийти в храм и, указав на иконы в храме, рассказать о той жизни, о которой говорил Господь. Потому, что сама храмовая обстановка, она по-детски сказочная, ребенок воспринимает храм как отображение внеземной реальности и в храме легче всего говорить о том, какая жизнь вне жизни на земле. Потому что и свечи, и иконы, и облачение духовенства, и божественность, и мистичность службы — они все подтверждают слова рассказывающего о том, что этот мир существует, и раз он существует, то может быть интересен для ребенка. Раз у ребенка появляется интерес к этому миру тогда уходит страх.
В вашем хосписе есть домовый храм?
И дети зачастую посещают…
Еженедельно совершается там служба, и дети, и родители присутствуют на Богослужении, присутствуют сотрудники, для которых образ святителя Луки (Войно-Ясенецкого) является образом доброго врача, настоящего врача. Мы привезли из Симферополя частицу мощей святителя Луки и об этом рассказываем и сотрудникам, и семьям пациентов.
Образ святителя Луки был для меня самого всегда вдохновляющим, потому что он был мужественным служителем Церкви и врачом, который стал основоположником гнойной хирургии, который начал первым проводить местную анестезию при операциях на головном мозге. Во время войны в тяжелейших условиях он совершал уникальные операции, был лауреатом Сталинской премии, несмотря на все это, большую часть жизни провел в лагерях. Это человек, по учебникам которого до сих пор учатся современные врачи. Даже для нецерковных сотрудников хосписа он является таким вдохновляющим примером.
Хотел спросить о вашем образовании. Получали ли вы какие-то специальные навыки для проведения такой работы?
У меня классическое образование: средняя школа и Санкт-Петербургская духовная семинария и академия. Медицинского образования я специально не получал, но поскольку в течение уже 10 лет занимаюсь созданием хосписа, какие-то знания накопились, которые помогают хорошо решать государственную задачу и правильно выполнять миссию Церкви.
Решать государственные задачи лучше, чем государство
Но когда вы начинали создание хосписа и делали первые шаги, ведь никакого опыта в России не было, необходимо было обращаться к западному опыту, где все-таки хосписы — это более распространенное явление.
Существуют всего лет 20. До этого их не было и на Западе, поэтому 10 лет назад, когда мы начинали, эта тема была новой даже для западного мира. Первый детский хоспис был создан в Англии, хоспис святой Елены, он был создан 15 лет назад. Спустя лет пять и мы создавались. Недавно проходила конференция в Риме, на которую съехались все инициативные группы из Америки, из Европы, мне приятно было услышать о том, что Санкт-Петербургский детский хоспис является самым лучшим примером того, как это нужно делать. Потому что в мире это чаще всего просто такие небольшие инициативные группы, не имеющие своего полноценного медицинского стационара.
Наилучшим образом построен конечно же хоспис в Канаде, «Канад плейс», это единственный стационарный хоспис во всей Северной Америке. И когда строились мы, мы несомненно брали их пример себе за основу какие-то стандарты, учитывали их опыт. Но то, что мы построили сейчас у нас, значительно лучше, чем у них. И по количеству медицинских услуг и прочее.
Удивляет то, что получается, что государство как бы самоустранилось от этой темы?
Ни в коей мере. Государство доверило Церкви это дело решать. Оно доверило ей значительные финансовые средства, потому что это государственное учреждение, оно оценило нашу деятельность значительно выше, чем подобную деятельность в других учреждениях здравоохранения, то есть стоимость государственной услуги на одного пациента оценивается выше, чем в обычной больнице, оно дает возможность развития, предоставляет другие стационары для того, чтобы мы могли подобные учреждения создать в Санкт-Петербурге и в других регионах.
Со слов , сейчас Церковь являет пример обществу, что есть те государственные задачи, которые мы можем решить лучше, чем само государство.
Не умирать в больнице, а жить под медицинским наблюдением
Вы находитесь внутри этого процесса. Как планирует развиваться система хосписов? Как государство видит эту систему?
Был принят Федеральный закон «Об охране здоровья граждан», в который вошла статья 36 «о паллиативной помощи». С этого момента паллиативная помощь как юридический термин существует, и государство обязуется предоставить гражданам полноценную паллиативную помощь, гражданам всех возрастов. Поэтому хосписы будут создаваться в регионах, и они будут иметь финансирование. Каждый субъект будет обязан этот вид государственных услуг предоставить.
Конечно же, я переживаю за то, какими эти хосписы будут в регионах. Будут ли это бедные отделения при больницах, в которых будет просто стоять несколько коек, и это будет местом, где умирают люди, и это будет страшное место, это будет «тифозным бараком». Или же это будет неким сказочным домом, каким-то пространством, уютно созданным для того, чтобы семья могла там жить, жить вместе с ребенком, не испытывая давления на себя больничной обстановки и тех правил, которые существуют в каждой больнице. Так, чтобы она могла жить в семейной обстановке, и жить полноценной жизнью. Не умирать в больнице, а жить под медицинским наблюдением.
С одной стороны это зависит от того, какие средства регионы будут направлять на детские хосписы, с другой стороны, это зависит от того, какие люди будут участвовать в этой работе. И вот здесь открывается возможность для Русской Православной Церкви дело, начатое в Санкт-Петербурге, подхватить и продолжить в регионах.
С чего начать волонтеру
Отец Александр, нас сморят зрители в разных регионах России, если у кого-то возникнет желание инициировать создание детского хосписа, с чего нужно начинать?
Начинать нужно с молитвы, и обратившись к Богу и Божьей Матери с молитвой, начинать действовать. Сначала, может быть, нужно обратиться к епархиальному архиерею и узнать, какую деятельность может предпринимать епархиальный отдел по благотворительности, с другой стороны, нужно просто брать с собой какие-то продукты, какие-то вещи, ехать в семью знакомиться, узнать, какие конкретно нужды есть в этой семье…
А как узнать об этих семьях?
Прийти в районную больницу и сказать, что вы волонтер, или вы хотите какие-то ресурсы привлечь или как-то подарить свое время в уходе за тяжелыми людьми. То есть начинать нужно всегда с каких-то конкретных поступков. Нельзя начинать благотворительную деятельность с рассуждения о том, как ее вести. Нужно просто провести день с пациентом, и сам пациент тебя научит, что ему нужно.
Но здесь возникает вопрос непрофессионализма: человек придет, не знает, что делать, он может только навредить.
Да, согласен, наверное, я привык иметь дело с людьми подготовленными. А, конечно, человек неподготовленный к тому, с чем он встретится, может причинить человеку больше боли, нежели оказать пользы. Поэтому, я просто рекомендую, прежде чем общаться с семьей, встретиться с людьми, которые уже ухаживают за этой семьей. И найти пути взаимодействия. Я уверен в том, что есть какие-то уже существующие группы волонтеров, которые помогут вам естественным образом и себя подготовить, и найти приложение своих талантов.
Вы не планируете разрабатывать методические курсы, проводить их в регионах, инициировать эту работу?
В этом году будем праздновать 10 лет с начала работы детского хосписа в Санкт-Петербурге, и к этой дате будет приурочена большая конференция, на которую мы приглашаем представителей всех регионов. Мы готовы прислать наших представителей в те регионы, которые хотят что-то делать.
Состоялся визит министра здравоохранения Вероники Игоревны Скворцовой в детский хоспис, как результат этого визита было принято решение о создании курса подготовки специалистов и введении в номенклатуру специальностей специальности врача детской паллиативной помощи, поэтому профессиональная подготовка специалистов будет происходить в Санкт-Петербурге на базе детского хосписа и академии им. Мечникова. Идет подготовка к этому, готовятся документы, и специалисты будут готовиться.
Трудиться в хосписе должны профессионалы
Как обстоит дело в высших учебных заведениях, есть ли специальность?
Специальности нет, для введения этой специальности нужно очень много сделать и подготовить документы, и, самое главное, подготовить научный…
Какая-то работа ведется в этом направлении?
Только вами или все-таки…
Она не может вестись только нами, поскольку мы осуществляем практическую деятельность, а учебники и курсы готовят люди, которые имеют больше возможности уделить науке, написанию самих учебников. Но мы уже готовы открыть курсы подготовки. Сертификация будет происходить в установленном законом порядке.
Как строятся взаимоотношения с Синодальным отделом по церковной благотворительности?
Я очень благодарен владыке Пантелеимону, его визит в детский хоспис привлек внимание отделов по благотворительности епархий, к нам приезжали из различных епархий руководители этих отделов и я знаю, что в Хабаровской епархии, в Иркутске, Псковской области и в других регионах батюшки, приехав к нам, начинают у себя на местах подобную деятельность. С той или иной степенью успешности.
Отец Александр, насколько сложно найти понимание в среде бизнесменов? Насколько сложно получить поддержку финансовую на осуществление подобной деятельности, с чем столкнутся инициативные группы в регионах? Они будут находить понимание или же будет скорее как часто, к сожалению, бывает, «мы помогаем только тем, кто может выздороветь, кто может поправиться». Вы с этим тоже, наверное, сталкивались?
Такое понимание существует. Для человека важно, если он отдает деньги знать, что они, эти деньги, оказали кому-то помощь. Поэтому в беседе с такими людьми нужно объяснить, что такое хоспис, и как его средства помогут кому-то жить в самый тяжелый период. Результат этой встречи зависит от степени доверия. Без сомнения, Церковь имеет доверия больше, чем любая общественная организация, поэтому если деятельность инициативной группы будет идти от лица Церкви, без сомнения, вы будете иметь больше доверия со стороны бизнес-сообщества. В общем то, люди добрые есть всегда, поэтому, если вы говорите с людьми от сердца к сердцу и говорите о конкретных людях, конкретных нуждах — под конкретные цели вам дадут конкретные деньги.
Отец Александр, у вас достаточно большая семья, как ваши близкие относятся к вашему служению?
Слава Богу, Господь дал мне четыре сына, и мои сыновья помогают мне. В первую очередь, тем, что они принимают меня таким, какой я есть. Я поздно прихожу домой, я не всегда имею возможность уделить им время, но всякий раз, когда я с ними, я очень счастлив, и они счастливы, что имеют возможность быть со мной. Вообще, я стараюсь выходные дни проводить с сыновьями, мы катаемся на лыжах, мы делаем много интересных вещей вместе. Они являются такой большой духовной поддержкой для меня.
Отец Александр, в завершение нашей программы, что является главным секретом в создании эффективно функционирующего детского хосписа? Какие ключевые задачи, целевые установки должны быть у людей, которые хотели бы этим заниматься?
В первую очередь, надо понимать, что детский хоспис — это не просто объект благотворительности — это серьезная часть медицины. Поэтому делать это должны профессионалы. Нужно найти пути взаимодействия с людьми, которые делают это в той или иной форме в учреждениях здравоохранения данного региона, нужно относиться к ним с пониманием и благодарностью за то, что они уже делают, и быть им соработниками, это должны быть дружеские и партнерские отношения.
Очень важной чертой является подготовленность самого человека к этой деятельности. Если человек приходит работать в детский хоспис, потому что какие-то внутренние проблемы побудили его к социальному служению — личная неустроенность, или пережитые трагедии — этот человек будет переносить трагичность своей жизни на общение с пациентом. Он просто очень хорошо понимает боль другого, поскольку это испытал, но в момент переживания этого кризиса он не способен просто переживанием, пониманием переживания избавить от боли другого. Он это еще не выстрадал. Помочь может тот, кто уже переболел, пережил, вымолил, тот, который исцелился.
Для того, чтобы деятельность была эффективной лучше всего пообщаться с кем-то из знатоков души. Чтобы у человека был какой-то собеседник опытный, духовный наставник, психолог, который ранее общался с людьми, пережившими стресс, или боль, или потерю. Кто то, кто мог бы посмотреть на тебя со стороны. И мог помочь тебе найти те силы души, которые сделают тебя для собеседника полезным.
Отец Александр, спасибо вам большое за ваше служение, спасибо за беседу.
Я очень надеюсь, что деятельность Санкт-Петербургской епархии в служении больным и умирающим детям, их семьям найдет поддержку в регионах. Это без сомнения дело Церкви. Это без сомнения ответственность, которую мы, церковные люди, несем перед обществом. И если наш опыт будет востребован, наше дело будет продолжено в регионах, общество будет с восторгом смотреть на то, что мы делаем, и это будет лучшая проповедь имени Христова, дела Христова, милосердия Христова, любви Христовой, чуда Божьего в этом мире.
О формализме священников, ненужных фразах и своих страхах рассказывает директор первого в России детского хосписа в Санкт-Петербурге протоиерей Александр Ткаченко.
Люди не прощают священнику формализм
– Отец Александр, вы работаете в хосписе, вам приходится сталкиваться с горем. В горе мы обычно говорим человеку: «Держись», «Все будет хорошо», «Бог дал, Бог взял». Насколько это правильные слова?
– Фраза «Бог дал – Бог взял» – совсем не утешает. Нужно многократно подумать, прежде чем ее произнести! Да, концептуально мы все согласны с тем, что все, что мы имеем, нам дано Богом, и то, что мы теряем, тоже Божье. Но, сказав эту фразу человеку, ты, во-первых, никак ему не поможешь понять мироустройство, присутствие Бога в его жизни, а во-вторых, вызовешь агрессию, и человек надолго не захочет рассуждать на эту тему.
Утешая, надо быть очень чутким. Более того, надо понимать, что у людей разных культур по-разному принято выражать горе и утешать. Скажем, если кто-то, переживая горечь утраты, может громко рыдать и рвать на себе одежду – это свойственно определенным народам, – то представители других народов будут себя сдерживать. Однако сдержанность чувств вовсе не означает, что человек не переживает по поводу случившейся беды!
И выражать утешение можно по-разному – кого-то можно обнять, а кого-то – не нужно даже пытаться: то, что свойственно нашей культуре – как-то погладить, приобнять человека – в других культурах будет воспринято как оскорбление.
Ну, например, жену ортодоксального еврея не нужно обнимать, потому что это запрещено законом.
Поэтому мы недавно выпустили книгу «Вопросы, на которые мы не знаем ответов». Это пособие для специалистов паллиативной помощи. Ведь в хосписе оказываются разные семьи, и их собеседниками могут стать санитарка, водитель, охрана. Для того, чтобы все сотрудники хосписа научились уважать культурные, национальные, религиозные традиции семей и не допускали ошибок, которые приведут к некоему шоку, и была написана такая книга. На вопросы отвечают представители разных конфессий и религий, потому что служба паллиативной помощи в принципе внеконфессиональна. Но именно мировоззренческие вопросы встают перед пациентами и их близкими наиболее остро.
– Атеист, взявший в руки эту книгу, что-то для себя в ней найдет?
– Да, здесь есть глава, посвященная людям, не имеющим религиозных убеждений. Но ответы, которые там даются, скорее, ответами не назовешь – у атеистов тоже нет ответов на эти вопросы.
– Правда ли, что сопереживать, утешать легче, если ты в своей жизни сам пережил трагедию?
– Не всегда. Беды, которые случаются в нашей жизни, конечно, многому нас учат. Но у каждого – своя школа жизни. И твой жизненный опыт может не подходить другому человеку. Слова: «Я был там, я знаю» не помогут ему пережить горе.
Поэтому, наверное, самое большое, что мы можем сделать для человека в такой трудной жизненной ситуации, это быть рядом с ним.
Не давать советов, но быть способными вслушаться в те чувства и переживания, которые сейчас у него происходят. Мы по-евангельски должны нести на себе скорбь другого. Господь говорит: «Друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов».
Но, конечно, вы правы, что человек, который испытал какую-то личную потерю, может оказаться более чутким, чем тот, кто никогда не был в такой ситуации. Люди, которые видели боль и смерть, могут становиться более чуткими, а могут – и более грубыми. Могут стать и циниками.
– Что лично вам помогает быть чутким, утешать, находить нужные слова?
– В первую очередь то, что я священник. Потому что я свои вопросы адресую Богу, стою перед Престолом, лицом к Лицу, и мне хорошо. Там я нахожу ответы на свои вопросы.
– Есть вопросы, на которые вы не можете найти ответов?
– Я думаю, это те же вопросы, что перечислены в книге – те, на которые нам Бог Сам ответит при встрече. А до этого момента нам помогает осознание, что есть Личность, Которая знает ответы на все вопросы. И мы живем чаянием этой встречи. Это и называется вера.
– От священника обычно ожидают, что он все знает: «Батюшка знает, батюшка ответит, почему Господь меня наказал». Вы сталкиваетесь с таким отношением?
– Знаете, в жизни многие батюшки действительно пытаются дать простой ответ на сложные вопросы. Но это такой непростительный формализм, который свидетельствует, скорей всего, о поверхностной духовной жизни самого батюшки. Люди часто этот формализм не прощают священнику. Если у батюшки есть ответы на все вопросы, то это очень плохо. Потому что на одну и ту же проблему для разных людей нет единого ответа – у каждого своя история жизни. Похожие ситуации для разных людей имеют свою историю, свои причины.
– Сейчас много говорят о «выгорании» священников, «выгорании» волонтеров и так далее. Что лично вам помогает в трудных ситуациях?
– Я люблю читать акафист Божьей Матери. Я люблю молиться, люблю стоять на службе – иногда служить самому, иногда просто присутствовать на вечерней службе. Я, в первую очередь, священник, который учился и готовился для того, чтобы быть в храме. Там мне хорошо, там мой дом! Все остальное является лишь воплощением деятельности Церкви для общества, да и сам детский хоспис в Санкт-Петербурге создавался как миссия Церкви для этого общества.
Каждому поставят диагноз, от которого холод побежит по спине
– А почему вы решили стать священником?
– Мне ответить трудно на этот вопрос. Это всегда была интуитивная тяга: мне всегда было хорошо в храме. Хотя был советский период, и родители мои занимали высокие государственные и партийные должности. Мой уход в Церковь стал для них шоком и повлек за собой проблемы на работе. Это было в 1980-е годы. Папа у меня был начальником КБ Балтийского морского пароходства, мама заведовала складами горисполкома. А мне… было хорошо в храме!
– Как-то ведь вы попали в храм в первый раз. Как?
– Это то, что называется – Господь привел! Вы знаете, в приходе к вере многих современных людей ключевую роль сыграла бабушка, которая их когда-то крестила и разок завела в храм. Вот и у меня осталось яркое впечатление раннего детства от этого первого посещения храма, ощущение «тут хорошо». И оно потом всплыло в школьные годы, когда я снова пришел в храм и понял, что действительно это мой дом!
Потом это решение становилось все более и более осознанным, и я не видел уже другого пути, как только путь служения Богу. Наверное, я не то чтобы хотел быть именно священником, но я просто хотел в храме быть. В студенческие годы приходил, работал там сторожем. Я учился в ЛЭТИ – Ленинградском электротехническом институте.
Там я недолго учился, не закончил. А попал туда, потому что неплохо закончил школу, поэтому меня сразу без экзаменов взяли в институт, на факультет биомедицинской электроники. Я отучился там год и принял решение поступать в семинарию.
– Тем не менее, и факультет тоже был связан с медициной! А то, что вы одним из первых поехали в Соединенные Штаты обучаться на курсах капелланов при больнице, это случайно?
– Это другая история. Была перестройка – время, когда границы открылись, и в Россию приехало огромное количество представителей других церквей, в частности, из США много ездило представителей епископальной церкви. Жизнь возрождающейся России, духовное наследие Православной Церкви было им очень интересно. Ну, а я к тому времени просто неплохо знал язык, и меня просили – как это обычно бывает – водить группы иностранцев по городу и по храмам.
Так я познакомился с одним священником и узнал, что в Америке, например, каждый воспитанник богословского факультета или семинарии – в общем, учреждения, которое готовит священнослужителей, любой конфессии – обязан проходить практику в военной части, в тюрьме или в больнице. Это не просто практика, а достаточно серьезный тренинг, который погружает студента в эту среду, с разбором всех конфликтных ситуаций, которые могут возникать.
Это возможность для воспитанников, студентов обрести пастырские навыки, чтобы окормлять как сотрудников медицинских учреждений, так и пациентов. Или, например, сотрудников охраны пенитенциарного учреждения и заключенных, в армии – как офицеров, так и солдат. Те методики, технологии, которые предлагались как действующие, в то время были нам незнакомы. И я попросил о возможности поехать и поучиться.
Тогда уже были установлены отношения между Петербургом и Сиэтлом, эти отношения устанавливал святейший Патриарх Алексий, еще будучи митрополитом. И вот в рамках этих партнерских отношений городов-побратимов я в Сиэтле и обучался. После меня обучалось еще несколько семинаристов, и для каждого из них это была очень важная в их пастырской жизни практика.
– Что вы делали? Наверное, совсем молодых людей не пускали, скажем, утешать родственников или говорить с тяжелобольными?
– Ну, вообще на Западе в семинарию поступают люди уже состоявшиеся, среднего возраста, уже понимающие, что они идут именно служить другим людям. Как выглядела практика? Это, наверное, можно назвать погружением в среду. Любому пастырю, который планирует служить в больнице, нужно понимать, как чувствует себя пациент с тяжелым заболеванием, нужно, в том числе, пропустить через себя весь комплекс эмоций и чувств, которые испытывает он. Наверное, иначе твоя деятельность просто не будет эффективной.
Самым интересным моим учителем был человек, который когда-то лечился от лейкемии и пережил все стадии стресса: осознание необратимости происходящих процессов, важности принятия решения – лечиться, не лечиться, все переживания, связанные с изменением своего собственного облика, с изменением отношения людей к тебе, с пониманием того, что ты должен завершить свои дела, попрощаться с людьми, ожидание результатов анализов, результатов лечения. Это те процессы, которые кардинально меняют личность. И программа построена таким образом, что будущий священник или капеллан должен через себя это пропустить – чтобы в будущем осознавать, через какие человек проходит сильные чувства, находясь в больнице.
К сожалению, я очень часто вижу, как мои коллеги допускают тяжелейшие ошибки в своей пастырской практике, ошибки, которые могут очень плохо воздействовать на пациентов. Начиная от банальной небрежности, торопливости, и кончая фразами, которые, будь они сказаны в другой обстановке, могут ничего не значить, но сказанные в обстановке больницы – сильно ранят душевно.
– Что это за фразы, например?
– «Не переживайте». «Держитесь». «Господь поможет: я вас сейчас маслицем помажу, и все будет хорошо». Обычные фразы! Сказанные в другой среде, они могут выглядеть как слова поддержки. А если они сказаны человеку, жизнь которого ты не знаешь, то в этих словах звучит неискренность. И если при этом ты еще всем своим поведением, торопливостью демонстрируешь желание поскорей закончить требу или, еще хуже, ожидание вознаграждения за требу…
Допустим, пациент тебе говорит: «Батюшка, я боюсь!» Любой наш батюшка скажет на это: «Не бойся! Господь с тобой» – и скажет это искренне! Но, наверное, ошибка в том, что в этот самый момент пациент выразил доверие своему собеседнику, священнику, и желание поговорить о своих страхах. Ведь этих страхов может быть очень много, и они не обязательно связаны с опасением личной кончины.
Так что по сути верная фраза батюшки «Не бойся, Господь с тобой» для такого пациента будет означать, что священник просто от него отмахнулся. Честно говоря, это недопустимо в больнице, недопустимо в разговоре с пациентами, которые переживают тяжелое лечение.
Я никогда не верил ответам «Все хорошо!» в больнице: когда кто-нибудь приходит, спрашивает: «Как дела?», и ему отвечают: «Все хорошо!»
Ну, не бывает в больнице все хорошо! Волей или неволей, оказываясь на больничной койке, человек начинает задумываться о более серьезных вопросах.
– Вы как-то сказали в интервью: «Болезни ждут всех». Вам самому легко было смириться с этой мыслью?
– Я тоже боюсь болеть, все люди боятся болеть. Тот, кто говорит, что он не боится, скорей всего, не совсем честен. Болезни действительно ждут всех, и, наверное, нам нужно иметь мужество, чтобы принять свой крест и идти за Христом. Я думаю, в этом мы и уподобляемся Господу и Спасителю – мы не можем избрать иного пути, кроме пути несения креста. По-моему, святитель Иоанн Златоуст говорит, что тот самый крест, который подразумевается в словах «Возьми свой крест и следуй за мной» – это и есть болезни и скорби.
Надо понимать, что в какой-то момент каждому из нас поставят диагноз, от которого у нас холод побежит по спине, и мы поймем, что в принципе осталось нам недолго. И… мы к этому готовимся. Но готовимся не потому, что этого боимся, а потому, что мы стараемся прожить каждый день насыщенно, интересно, обнять жизнь, радоваться солнышку, радоваться собеседнику! Мы стараемся, чтобы жизнь не была пустой, стараемся искать смысл во всем – мы обнимаем жизнь, мы любим жизнь. Это наше христианское мировоззрение.
Пациенты хосписа – не ресурс для решения проблем
– Говорят обычно: «Вот что ты унываешь! Другим хуже! Пойди в хоспис, поухаживай за больными, сразу перестанешь унывать». Вы согласны, или не каждого человека можно отправить волонтером в хоспис?
– Во-первых, в детском хосписе в Петербурге – совершенно другая концепция: это не место, где умирают, это место, где живут, несмотря на болезнь. Это место доброе, радостное – там столько событий, которые наполняют жизнь людей эмоциями, содержанием, встречами, которых у них вне стен хосписа и не происходит. Это та концепция, которую мы заложили изначально в нашу деятельность: помогать жить, несмотря на болезнь.
Помогать – означает, в первую очередь, сделать так, чтобы было не больно, не страшно. И сделать так, чтобы ребенок и его родители могли проживать каждый день, наполненный новыми радостными впечатлениями, опытом. В детском хосписе нет того трагизма, о котором пишут другие фонды. Эта концепция реализована в другой среде, и для ее реализации специально подготовлен персонал.
Во-вторых, что касается людей, переживающих депрессию и надеющихся развеять ее в хосписе… Есть такой аспект: не нужно использовать пациентов хосписа или семью, попавшую в такую трудную жизненную ситуацию, как ресурс для преодоления душевных проблем других людей. Пациенты хосписа не могут быть терапевтами для тех, у кого плохое настроение или у кого не сложилась личная жизнь.
– Как вы набираете волонтеров, сотрудников?
– В детском хосписе мы, в первую очередь, рассматриваем причины, которые привели людей сюда работать. Те, кто ищет в этой волонтерской работе решение собственных проблем, не могут быть специалистами паллиативной помощи.
– Ваша семья, сыновья – участвуют в жизни хосписа?
– Да. Я передал управление фондом «Детский хоспис» старшему сыну – он заканчивает семинарию в этом году. И поскольку он представитель другого поколения – молодого, творческого, энергичного, с другим видением – он со своей стороны вливает много новой энергии, своего видения в налаженный процесс работы фонда.
– Сейчас многие жалуются на новое поколение – потребительское, ничего не хотят… А вы, воспитывая своих детей, вкладывали в них привычку не проходить мимо чужой беды? И как это вообще можно сделать?
– Я думаю, с детьми можно и нужно говорить. Обо всем! Дети это ценят, и беседы с родителями откладываются у них в памяти навсегда, хотя они могут и не отреагировать сразу на то, что им в данный момент рассказывают.
Я всегда любил и люблю беседовать с детьми обо всех событиях, которые происходят вокруг. Это всегда было частью наших отношений. Причем важно не то, что я говорю, важно, что я понуждаю их высказать их собственную позицию. С детьми надо говорить, с ними говорить очень интересно! И если детей есть Царствие Божье, то взрослым надо у детей учиться видеть Царствие Божие во всем.
– Чему вы учитесь у детей, которые лежат в хосписе?
– У них есть уникальный духовный опыт – встречи с Богом. И то, как они описывают этот опыт, является поучительным для любого священника. Потому что Господь близок к сокрушенным сердцем: те, кто болеет, те, кто переживает такие страшные времена, чувствуют Его рядом с собой, здесь и сейчас. Вот это уникальный духовный опыт, он отсутствует в жизни людей, которые не проходили через подобные состояния.
И дети от нас ожидают, скорее, подтверждения своих чувств – не легитимации… им хочется поговорить о том, что они испытали.
– А как дети это выражают?
– Это, конечно, не богословские термины, это обычные слова, но за ними стоят живые чувства. Они говорят, как они представляют Бога, как они с Ним разговаривают, что они считают правильным или неправильным, как они понимают службу и насколько служба выражает их потребность в общении с Богом. Такие вещи…
На самом деле, это не структурированная пастырская беседа, это просто беседа по душам. И вопросы духовной жизни лаконично встраиваются в беседы о чем-то еще. Ребенок чаще всего не готов сесть напротив тебя и говорить о своем мировоззрении – он будет говорить о чем угодно, но и в такой беседе могут быть вскользь затронуты и духовные вопросы. Или ребенок может как-то намекнуть, что он хочет поговорить на эту тему. Задача священника – услышать среди всего остального нечто очень важное, о чем ребенок хочет с ним поговорить, и в этот момент выразить поддержку и готовность послушать.
– Вам запомнилась особенно какая-то беседа с ребенком? Можете рассказать?
– Я сейчас работаю над книгой «50 ошибок священника в больнице», так что мне, к сожалению, на память приходят истории, которые являются скорее антипримерами.
Но могу сказать, что именно из бесед с детьми, с маленькими пациентами в других медицинских учреждениях, вырос детский хоспис. Он буквально создавался самими детьми! В беседах я спрашивал: «А если бы вы сами строили больницу для других детей, какой она должна была быть?» Вот это уникальное учреждение – детский хоспис в Петербурге – аналоги которого сейчас строятся в других регионах, в Москве, Московской области, в Казани, его концепция придумывалась детьми во время пастырской беседы. Именно поэтому он получился таким ярким, именно поэтому он стал домом.
– А бассейн дети придумали?
– С бассейном другая история. Наверное, это была моя попытка подарить радость пребывания в воде детям, у которых выраженная контрактура, когда мышцы спазмированы. Они чувствуют себя очень некомфортно в окружении ребят, не имеющих таких патологий. Они по этой же причине никогда не бывали в аквапарках, не имели возможности просто плескаться в фонтанах, на водных аттракционах, где есть движение воды, гидромассаж, волны и так далее. Вот ребенок с сохраненным сознанием, с ясностью мысли, со всей полнотой переживаний – не имеет возможности радоваться в воде так же, как другие дети… Поэтому мы просто хотели сделать для них детство настоящим. Я сразу заложил бассейн в концепцию хосписа. Был период согласования – трудный и смешной, который теперь я вспоминаю, как анекдот.
– Трудный, потому что никто не понимал, зачем в больнице бассейн с джакузи?
– Действительно, никто не понимал, потому что с точки зрения нормативных документов в хосписе должны умирать. Зачем там бассейн? Я говорю: «Нет. В хосписе должны жить».
В общем, это был такой интеллектуальный диссонанс в голове проектной организации: мы же строим хоспис, зачем бассейн? Приходилось объяснять, что в хосписе надо помогать жить, помогать улучшить функциональность тела, самочувствие, дарить радость, новые впечатления, новый опыт – это очень важно для организации качественной жизни пациентов, для формирования чувства собственного достоинства, как ребенка, так и членов его семьи. Это важный элемент! Но нам приводили другие какие-то доводы: это полуподвальное помещение, в цоколе, там маленькие окна, а поскольку это место работы специалиста по лечебной физкультуре, то освещенность не позволит ему работать. Мы говорили:
– Поставим лампы, прожектора!
– Нет, здесь много других нарушений.
В общем, было много собеседований, споров. В конце концов я говорю:
– Слушайте, а можно устроить в хосписе храм?
– Да, храм можно. Храм – нужно!
– Тогда мне для храма нужна купель для крещения. С гидромассажем.
Так что по экспликации помещения этот бассейн проходит как чан для хранения святой воды с гидромассажем. Я эту историю уже много раз рассказывал. Просто она показывает, что нужно не бояться идти к своей цели. Если ты что-то задумал и понимаешь, что это правильно, то Господь даст тебе нужное вдохновение, и в нужный момент ты найдешь способ этой цели достичь.
Каждому Господь отвечает Сам, а мы призваны быть рядом
– Отец Александр, а кто вы, скорее, для детей, которые лечатся в хосписе – друг, священник, директор?
– По-всякому! Если детям требуется директор, я могу быть директором – проводить строгую беседу с кем-то из сотрудников. Я могу быть другом, могу быть священником – мне приходится выступать в разных ролях: быть в костюме, или в белом халате, или в подряснике. Наверное, хорошо, когда руководитель может быть разным. Дети тоже разные: у них эмоции меняются очень быстро. Поэтому я себя вполне комфортно чувствую в разных ролях.
– Вы как-то упоминали, что дети иначе воспринимают свою болезнь, чем взрослые. Вы не могли бы рассказать об этом?
– Этого, наверное, не объяснить одним примером. У детей, скорее, отсутствует тот трагизм, который придает болезни и смерти взрослый человек: когда взрослому сообщают диагноз, рвутся его социальные связи, ломается представление о будущем.
А ребенок чаще всего воспринимает это как часть своей жизни: у меня вот так вот, мы с этим живем; да, жалко, да, грустно, но так сложилось.
На взрослом – больше ответственности: за дело, за семью. Поэтому, подводя итог своей жизни, он должен завершить свои дела в каждой сфере своей деятельности. У ребенка этого нет.
– Детская болезнь и смерть – наверное, самое тяжелое и страшное, что есть в нашем мире. Сталкиваясь с этим, вы никогда не пытаетесь найти причинно-следственные связи, как-то себе объяснить это, попытаться увидеть промысл Божий в этом? Иначе же, наверное, очень трудно жить…
– Мы же не знаем ответа на эти вопросы. У каждого – своя история, и мы не призваны искать в каждой истории причинно-следственные связи. Но мы призваны быть рядом, когда человек ищет ответы на эти вопросы. Каждому Господь отвечает Сам! А вот построить беседу так, чтобы человек этот вопрос адресовал Тому, кто знает все ответы, чтобы он потом смог услышать ответ и принять его – вот в этом и состоит роль пастыря. Наша роль – привести человека к Богу, а Господь Сам отвечает на все вопросы…
– Я читала, что, когда умер первый пациент хосписа, некоторым сотрудникам вы дали отгул, чтоб они могли прийти в себя. Это так?
– Переживают все. Сила переживаний у каждого своя, в зависимости от близости к ушедшему пациенту или его семье. Потеря человека, пусть давно и тяжело больного, причиняет боль, потому что это расставание, это прекращение сложившихся отношений. Поэтому в хосписе есть традиция: после смерти ребенка зажигается свеча, она горит в течение суток, это дает возможность каждому немножко остановить свой бег, посидеть, подумать, отдать время скорби каждому из ушедших пациентов, вспомнить его. Так у каждого происходит осознание произошедшего, мы отдаем человеку дань памяти и скорби. Не знаю…
Наверное, у каждого сотрудника был свой первый пациент… поэтому и реакции разные, да и люди разные.
– После смерти ребенка его семью в течение 14 месяцев сопровождают психологи хосписа. Почему именно такой срок?
– Это прописано в документах, регламентирующих наши обязанности по отношению к пациентам, это необходимая часть. Но в жизни бывает по-разному.
Мы готовы быть рядом. Чаще всего семьи сохраняют контакт с психологами, которые их сопровождали, и они являются теми собеседниками, которые помогают этой семье переживать и осмысливать произошедшую потерю. Но если родные хотят сами осмыслить произошедшее, побыть наедине с собой, мы уважаем это желание. При этом они знают, что мы доступны для встречи: мы периодически даем о себе знать, например, звонком или письмом в день памяти ребенка, в день его рождения – мы как бы говорим, что тоже о нем помним, что этот день для нас важен. И, чаще всего, даже те, кто отдаляется в начальный период, через какое-то время приходят обратно. Каждый человек по-разному проходит стадии стресса и по-разному выражает свою боль, и то, что свойственно одним, не свойственно другим. Люди разные: кто-то хочет закрыться, а кто-то – поговорить. Поэтому по-разному надо выражать и сочувствие.
У нас регулярно проходят встречи родителей, которые потеряли своих детей, и очень много родителей приходит. Это не скучная терапевтическая беседа, когда люди садятся по кругу и о чем-то говорят. Это встреча людей, которые прожили вместе очень сложный период и очень рады видеть друг друга.
– Нельзя давать советов. Потому что ты не знаешь, что творится в душе другого человека. Важно выразить свое искреннее сопереживание и желание быть рядом, если предоставляется такая возможность. Мы можем предложить пройти этот путь вместе со страдающим человеком – не давая советов, не пытаясь утешить, просто быть рядом. Ну какие слова утешения можно найти для матери, потерявшей ребенка? Нет таких слов! Никакие слова не помогут все изменить, повернуть вспять время. Но мы всегда ценим тех людей, кто был нашим другом в тяжелый период, кто мог нас выслушать, не делая критических замечаний, не давая советов, кто прошел с ним этот путь изо дня в день, кто был внимателен, терпелив – таких друзей мы ценим. Тех, кто ненавязчиво, но всегда был рядом.
Через разные стадии придется пройти, и в разные периоды наша помощь тоже может быть разной: иногда можно просто посидеть рядом, иногда – какие-то бытовые вопросы порешать, сходить в магазин, например. Можно просто жить там, рядышком.
Знаете, бывает, у человека, потерявшего своего близкого, просто не хватает сил с кровати подняться. Потому что жизнь для него теряет смысл, он спрашивает себя «а зачем все остальное?», и этот вопрос его просто прибивает к кровати.
У него нет ответа на вопрос «зачем подниматься с кровати». Можно предложить просто чайку попить – и это оказывается важным.
Тут можно ответить на целую книгу! У нас, кстати, и есть книжка по коммуникации, где мы разбираем разные случаи и примеры. Ее можно найти на сайте детского хосписа, как и все другие книги: там порядка 40-50 книг, пособий, которые мы издали.
Проблемы тяжелобольных не решаются лишь законами
– Отец Александр, недавно вы вошли в состав Общественной палаты. Как это может помочь паллиативной медицине, деятельности вашего и других хосписов?
– Здесь несколько аспектов деятельности. Во-первых, Русская Православная Церковь действительно ведет много социальных проектов. Об этом иногда мы слышим в СМИ – спасибо хоть вашему порталу. Но Общественная палата предоставляет возможность говорить с высокой, авторитетной площадки о том, что у Церкви есть уникальный опыт решения социальных проблем общества. И к этому опыту общество и государство может прислушаться. Детский хоспис – это лишь один из примеров того, как мы умеем решать задачи, стоящие перед современным здравоохранением, перед органами социальной защиты. Вот это очень важно!
Второй важный аспект: для того, чтобы паллиативная помощь была доступна во всех регионах и была такой же качественной, как в Петербурге, очень важно объединить усилия государства, общественных организаций, коммерческих структур. Это такая глобальная задача, но, конечно же, моя деятельность в Общественной палате не будет связана только с масштабированием опыта Санкт-Петербурга по созданию паллиативных и хосписных служб. Она, в первую очередь, будет направлена на изменение отношения в обществе к инвалидам, к людям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию. Все-таки очень хочется нравственно изменить общество – в этом и мое служение как священника: спасать мир своей деятельностью. Это может быть служба в храме, а может быть и общественное служение. Общественная палата предоставляет возможность говорить о вечных ценностях тем языком, на котором люди нас готовы услышать.
– Вы упомянули отношение общества к инвалидам, к людям, попавшим в тяжелую ситуацию. Что у нас с этим не так? И почему?
– Во-первых, есть некая стигматизация: люди боятся тех, кто заболел какой-то болезнью, угрожающей его жизни. Возникает ощущение опасности, оно заложено генетически. Например, мамы будут оберегать своих детей от общения с ребенком, больным раком, сами лишний раз после общения с больным онкологией помоют руки – на всякий случай! И это очень остро чувствуют сами пациенты…
Или, например, люди не знают, как себя вести, когда рядом находится человек на инвалидной коляске. Не потому, что люди плохие! Просто их никто никогда не учил, как можно общаться с человеком, сидящим в инвалидной коляске…
Несомненно, люди с инвалидностью должны иметь возможность занять достойное место в обществе, жить и трудиться, как и все прочие, иметь возможность реализовать свои таланты. Это называется термином инклюзия. Но дело в том, что эти вопросы не решаются только законотворчеством! Закон может лишь предоставить возможность для изменений, а сами по себе изменения происходят благодаря деятельности священников, журналистов, публичных людей – артистов, поэтов и так далее. Потому что мы меняем душу, а закон дает возможности нам говорить на эти темы, обществу – слушать, меняться, инвалидам – возможности доступной среды.
– Что-то меняется за последние годы?
– Да! Я могу сказать, что первый пандус в театре в Петербурге был поставлен благодаря тому, что мы об этом попросили. 15 лет назад пандусов в музеях и театрах не было, и когда мне надо было привезти пациентов детского хосписа в театр, я при встрече с директором сказал: «Вы знаете, мы не можем к вам приехать, потому что у вас нет пандусов». И тогда собрали деньги и построили пандус! И это был первый пандус, который был сделан в театре. Второй тоже появился по просьбе Детского хосписа.
Вот эти изменения, которые происходят в нашем обществе, они инициируются и в других регионах благодаря деятельности разных общественных организаций, приходов.
– Отец Александр, у вас много церковных и общественных наград. Какая для вас – наиболее ценная? Или для вас награда – что-то другое?
– Моя награда – в том, что я священник. Это, наверное, тот самый дар, который мне передал митрополит Владимир (митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров), с 2014 года – на покое. – Ред.) 20 лет назад – 25 мая как раз будет 20 лет с моей хиротонии. Митрополит Владимир сейчас находится на покое, но в эти дни он будет в Санкт-Петербурге, и я попросил о встрече с ним и о совместной службе, потому что для меня очень важно в этот день, когда я стал священником, спустя 20 лет служить вместе с тем архиереем, который меня рукоположил. И сказать ему «спасибо».
Генеральный директор автономной некоммерческой организации «Детский хоспис» в г. Санкт-Петербурге, Государственной премии Российской Федерации за выдающиеся достижения в области благотворительной деятельности протоиерей Александр Ткаченко согласно Указу № 116 Президента России утвержден членом Общественной палаты Российской Федерации в составе президентского списка.
Протоиерей Александр Ткаченко основное внимание в своей деятельности уделяет проблемам системы паллиативной помощи детям в России: «Нужно очень многое сделать, чтобы детская паллиативная помощь была качественной. Это связано с изменениями в законодательстве, изменениями в самой системе оказания помощи, но самое главное ― в отношении общества к семьям, столкнувшимся с неизлечимым заболеванием ребенка». «В настоящее время в паллиативной помощи в нашей стране нуждается более 40 тысяч детей и члены их семей», ― заявил отец Александр.
По его мнению, «общество должно стать инклюзивным, должно изменить отношения к людям с ограниченными возможностями, наше общество должно быть милосердным и добрым, для этого нужно объединение усилий многих людей разных сфер деятельности, разных профессий, убеждений, конфессий». «Общественная палата РФ ― это хорошая площадка для того, чтобы делать мир лучше», ― добавил священник.
Более десяти лет назад протоиерей Александр Ткаченко создал Санкт-Петербургский детский хоспис ― первое в стране учреждение подобного типа. Санкт-Петербург стал флагманом в сфере детской паллиативной помощи. Несколько лет назад был создан стационар паллиативной помощи в п. Ольгино Ленинградской области, в настоящее время детский хоспис в Павловске, идет строительство детского хосписа в г. Домодедове Московской области. Их открытие планируется в конце 2017 года, сообщает пресс-служба организации «Детский хоспис».
Более десяти лет Санкт-Петербургский детский хоспис оказывает медицинскую и психологическую помощь детям с неизлечимыми заболеваниями, а также их семьям. Каждый день пациентов и их родителей в хосписе наполнен событиями и встречами, их жизнь становится ярче и интереснее. «Жить, не смотря на тяжесть диагноза» ― один из девизов протоиерея Александра Ткаченко.
«Система паллиативной помощи детям сейчас находится в стадии становления в России. Сейчас от нас зависит, какую помощь будут получать дети с тяжелыми и неизлечимыми заболеваниями и их родные не только сегодня, но и завтра, и в ближайшие лет десять», ― утверждает отец Александр.
С 2017 года Общественная палата РФ формируется согласно новому порядку, из которого исключено интернет-голосование. 40 человек определяются президентской квотой (из числа представителей Русской Православной Церкви в этот список наряду с протоиереем Александром Ткаченко также председатель ). 85 человек выдвигаются общественными палатами субъектов РФ. Третья часть состава Общественной палаты формируется из представителей некоммерческих организаций путем голосования специально созданной рабочей группы.
Патриархия.ruМатериалы по теме
Синодальный отдел по благотворительности продолжает реализацию программы «Помощь соотечественникам в Таджикистане»
В Омске открылась вторая епархиальная социальная гостиница
Святейший Патриарх Кирилл встретился с президентом Евангелистской ассоциации Билли Грэма Ф. Грэмом
Стартует проект Синодального отдела по благотворительности, посвященный реабилитации наркозависимых
В программе «Плод веры» телеканала «Союз» протоиерей Александр Ткаченко, директор первого детского хосписа в Санкт-Петербурге рассказывает о своем опыте работы с неизлечимо больными детьми: о жизни, радости и исполнении самых заветных желаний.
Не нужно хоронить ребенка, пока он жив.
Отец Александр, хоспис, который вы создали, существует уже 10 лет. В те годы, когда он создавался, это было абсолютно уникальное явление. С чего все начиналось? Почему именно эта тема социального служения пришла вам и как развивалась эта идея?
Как-то получилось все естественным образом. Как говорят, Бог дал.
Наверное, для каждого священника, который стоит перед престолом очень важно не только нести Имя Божие людям, но еще и принести людям чудо Божие и исцеление Божие, и любовь Божию. Вот так сложилось, что в храм, где я служил, в Никольском морском соборе в Санкт-Петербурге, приходило очень много людей, семей, у которых болели дети и по-пастырски мы помогали им, собирали какие-то средства, покупали какие-то лекарства, приглашали специалистов для дополнительной консультации, но нам хотелось сделать чуть больше.
Мы понимали, что в рамках существующих правил оказания медицинских услуг государство делает то, что оно может делать, и всегда остается возможность сделать для церкви чуть больше. В то время, впрочем, как и сейчас, с момента, когда заболевание ребенка прогнозируется неизлечимым или лечение ребенка принесет большие страдания, ребенок выписывается больницы, где он проходил лечение, под наблюдение районного специалиста, районного педиатра.
К сожалению, районный педиатр, не всегда имеет возможность оказать полноценную медицинскую помощь. Эта помощь высоко технологична, она требует применения обезболивающих, она требует очень интенсивной терапии на дому, хорошего качественного ухода. Потому, что от этого ухода будет зависеть жизнь и ее продолжительность. И 10 лет назад, во многом и сейчас, это не возможно в силу существующих правил оказания медицинских услуг, силами здравоохранения. И вот здесь церковь нашла для себя некое служение.
Поначалу мы просто находили людей, которые приходили к этим родителям домой, и ухаживали за детьми. Помимо медицинской помощи, оказывалось очень много помощи социальной. Мы понимали, что ребенок должен продолжать жить, несмотря на то, что с ним происходит. Да, болезнь существует, да, скорее всего болезнь необратима, но не нужно хоронить ребенка, пока он еще жив. Надо дать возможность ему жить полноценной жизнью. Играть, общаться, узнавать что-то новое.
Вся наша деятельность была связана с тем, чтобы организовать полноценную жизнь ребенка исходя из его физического состояния. Врачи делали то, что они могли делать, чтобы улучшить функциональность, снять боль, дать возможность человеку выйти в мир. Все остальные сотрудники: психологи, педагоги и различные волонтеры каждому ребенку предлагали некую программу, которая учитывала его интересы.
Таким образом, родилось понимание, что же такое хоспис для детей. Хоспис - это философия. Поначалу это была просто такая инициативная группа людей, и пациентов у нас было не много 10 лет назад. Мы ухаживали за шестью семьями. Со временем наша деятельность стала известной, к нам стало обращаться все большее и большее количество людей, и за годы мы выросли до семидесяти семей. И уже не могли охватить своими силами вот такое количество обратившихся.
Тогда было создано медицинское учреждение по инициативе Санкт-Петербургской епархии, во многом это заслуга митрополита Владимира. Это учреждение, получив лицензию, стало профессионально оказывать эту помощь на дому. При поддержке администрации города и лично Валентины Ивановны Матвиенко, мы получили субсидии, которые помогли нам вырасти в организацию, которая органично вошла в городскую систему здравоохранения.
Помимо оказания помощи детям как медицинской организации, мы смогли выработать стандарты оказания помощи на дому. Мы смогли рассчитать, какие больные нуждаются в такой помощи, какое количество их существует в городе, какие виды государственных медицинских услуг им нужно оказывать. И если строить стационар, то такой он должен быть, какая коечная мощность, какое необходимо иметь там оборудование.
Но это сильно выходит за рамки социального служения Русской Православной Церкви. Сейчас вы помимо того, что служите как священник, вы еще и занимаете серьезный пост государственный, Вы директор государственного хосписа. Это вообще прецедент. Как так получилось?
Это получилось очень естественным путем, потому что, когда мы дали такую программу деятельности государству, государство посчитало, что Церковь знает, как это нужно делать наилучшим образом и предложило Церкви эту тему продолжить, реализовать.Был построен стационар.
Те люди, которые начинали это служение, именно как служение церковное, они были приняты на работу и по сей день работают. И в Петербурге открылось уже два стационара, будет открываться и третий.
Сколько у вас сейчас подопечных?
Сейчас порядка 300 детей, которых мы наблюдаем, это жители Санкт-Петербурга, мы наблюдаем порядка 70 детей из Ленинградской области, работают выездные бригады, которые приезжают к ним на дом. Стационар принимает около 20 пациентов на круглосуточное наблюдение и 10 пациентов приходит на дневной стационар.
В течение какого времени дети могут находиться на стационаре?
Это зависит от их состояния и от того набора услуг, в котором они нуждаются.
Если состояние ребенка настолько тяжелое, что можно предполагать, что жить осталось скорее недели, нежели месяцы, то ребенок находится до последнего дня.
Если состояние ребенка легче и деятельность хосписа связана с организацией его полноценной жизни, тогда он пребывает до 21 дня, потом идет домой, возвращается к жизни в обществе.
Для меня самое важное во всей этой деятельности то, что мы выросли в ту эпоху, когда Церковь была гонима государством и те из нас, которые пришли в церковь, не боясь того, что может последовать после такого вызова обществу, для нас очень важно, что произошли перемены и сейчас общество нуждается в нас и мы можем показать этому обществу, что церковь способна решать государственные задачи.
Мы наилучшим образом можем это делать. И в церкви находятся люди, имеющие те душевные качества, которые наиболее востребованы в таком социальном служении, в хосписе.
В хосписе улыбаются .
Я хотел в этой связи как раз спросить, насколько психологически сложна такая работа. Как вы справляетесь с этой психологической нагрузкой, как справляются ваши сотрудники, коллеги, насколько это сложно и нужно ли бояться темы смерти. К сожалению, в общественном сознании этот страх прикосновения к этой теме присутствует.
Страх естественный, потому что чаще всего мы переносим страх встречи со смертью ребенка на собственные страхи о собственных детях. Люди боятся этой темы.
Что касается переживаний, наверное, мне легче всех, поскольку я священник и в дни, когда я совершаю Литургию, я предстаю пред Богом, и мои страхи пред Лицом Божиим уходят, мое сопереживание я обращаю в молитву, и мне становится легче.
Люди менее церковные, которые работают в хосписе (а в хосписе работают люди разных национальностей, разных вероисповеданий) тоже находят какие-то механизмы, которые помогают им не очерстветь, не потерять вот эту нужную сердечность и в тоже время не выгореть изнутри.
Наверное, очень важно то, что в хосписе сформировался правильный дух коллектива, там все очень внимательны друг ко другу, там все улыбаются. И пациенты, и родители, и сотрудники, они живут одной жизнью. Наверное, это исходит из самой философии хосписа. Мы не говорим о смерти от онкологии, от какого-то иного заболевания, мы говорим о том, как жить тогда, когда в твоем организме присутствует неизлечимая болезнь. Мы продолжаем жить, мы обнимаем каждый день жизни, мы находим радость в каждом мгновении. Вот такой подход помогает не потерять присутствие духа.
Святейший Патриарх Кирилл: «Если хотите встретить Бога, приходите в детский хоспис»
Напомните, пожалуйста, слова Святейшего Патриарха, которые он сказал, когда посещал хоспис.
Это было удивительное посещение, и я очень ярко помню каждую минуту посещения Святейшим Патриархом детского хосписа. Это был день его рождения, который он решил провести среди детей и родителей в детском хосписе. Он был настолько растроган, что в своем слове к родителям сказал: «Если хотите встретить Бога, приходите в детский хоспис». Он сказал, что здесь присутствие Бога чувствуется во всех помещениях и ему, как Первосвятителю Русской Православной Церкви, как человеку высокодуховному, это присутствие было явно и для нас это свидетельство очень важное.
Необычная жизнь больничного учреждения
Отец Александр, давайте расскажем, как строится день в хосписе. Насколько я знаю, он очень насыщенный и в этом смысле действительно каждая минута ощущается, человек понимает ценность каждой минуты.
День начинается обычно. Это все-таки больница, утром приходит медицинская сестра и делает некое заключение о состоянии пациента утром, меряет температуру, а вот дальше начинается то, что не происходит в больнице.
Каждый день имеет некую тему или каждая неделя имеет какую-то направленность. Например, неделя посвящена воде или морю, и ребенок в течение дня будет сталкиваться с некими элементами, которые будут его знакомить с жителями моря или рассказывать о каких-то особенностях этой стихии. В столовой ему будут подавать рыбу или морепродукты, сама столовая будет украшена элементами моря, ракушками или там морскими сетями.
После процедур будут проходить творческие занятия, на которых дети будут рисовать водные глубины или какие-то иные сюжеты, может быть придет кто-нибудь из подводников, людей которые опускались на дно и делали фотографии и могут свой опыт передать. Обязательно будет показан какой-нибудь фильм.
Каждый момент, когда ребенок остается один после процедур, мы стараемся чем-то заполнить и стараемся сделать так, чтобы в этот момент ребенок что-то новое узнал или пообщался с кем-то интересным. Но, в основном, процедуры, они занимают какое-то время и жизнь обычная больничная.
Мечты сбываются!
В этой связи, хочется спросить, насколько активны наши известные соотечественники, когда вы обращаетесь с предложением прийти и рассказать о чем-то интересном. Вообще, каков круг общения ваш.
К нам приходит очень много известных людей. Даже не то, что мы их приглашаем, очень приятно, что узнав о нас, они изъявляют желание к нам прийти. Совсем недавно хоккейный клуб «ЦСКА» изъявил желание стать нашим шефом, и это было большой радостью для мальчишек, которые изредка имеют возможность прийти на хоккейный матч. А здесь хоккейный клуб предложил нам, что дети будут более активно участвовать в жизни клуба, возможно, выходить на поле и делать первый вброс шайбы или же будут иметь возможность выйти и прокатиться по хоккейному полю вместе с хоккеистами.
Это еще один из примеров того, как общество наполняет смыслом жизнь детей в хосписе. Это одна из самых важных сторон, когда ты начинаешь осмыслять, что ты успел за свою жизнь сделать, и насколько твоя жизнь результативна, насколько ты смог реализовать себя в этой жизни. Участие великих людей в твоей жизни дает тебе возможность почувствовать, что ты действительно много успел, ты много можешь, ты многое знаешь, ты со многими встретился - и это очень важная часть деятельности хосписа.
С этим связан один из ваших самых известных проектов - это исполнение желаний ваших подопечных…
Это проект «Мечты сбываются». Он возник как естественное продолжение деятельности психолога в семье пациента.
Когда состояние ребенка ухудшается или когда планируется какая-то тяжелая операция и нужно поднять психо-эмоциональный статус, или когда после операции нужно немножко поднять настроение, чтобы были силы для реабилитации, психолог старается узнать у ребенка, у его семьи, какая у него сокровенная мечта.
Вот та самая-самая сокровенная, которая живет где-то в глубине. Не то, что ему просто хочется иметь компьютер как у кого-то из его знакомых. А вот помимо компьютера, есть еще и мечта. И узнав эту мечту, мы находим людей, которые хотели бы эту мечту исполнить. Конечно же, мы дарим и компьютер тоже. Но вот тот самый букет ромашек зимой, о котором он мечтает или же о встрече с каким-то известным футболистом или боксером или же…
Какие были самые необычные желания?
Наверное, я уже привык к необычным желаниям …
Ну, несколько примеров, чтоб немножко представили эту картину.
Ну, например, ребенок хочет встретиться с какой-нибудь известной американской группой, которая и в России-то не бывает и мы понимаем, что невозможно нам, имея наш небольшой ресурс привезти сюда всемирно известную рок-группу. Но дети любят, например группу «Токио отель». Их было несколько групп, поэтому я их целенаправленно не называю, каждую из них. Или же, например, Адриано Челентано, известный певец, всемирная звезда, но он не выезжает сейчас, он живет на своей вилле и не планирует приезд в Россию, а ребенок хотел с ним встретиться.
Тем не менее, находим возможность связаться с группой и с певцом, рассказываем им о пациенте, даже посылали фотографию и письмо. Мы предложили мальчику написать письмо. Ну не можем мы сейчас встретиться с Адриано Челентано, но ты можешь написать ему письмо, мы передадим. Он написал, и в ответ пришел большой постер с подписью, пришел личный ответ, в котором было написано о том, что он желает ему сил для борьбы с болезнью, он написал, что он за него переживает и будет молиться о том, чтобы он поправился. Он говорило о том, что в жизни бывают болезни и самое важное в этих болезнях не падать духом, не отчаиваться. Такое просто душевное письмо было написано, которое принесло радость встречи ребенку с этой звездой.
Я знаю, что еще одна из просьб была стать успешным бизнесменом. Как это исполняется?
Очень красивая история. Она скорее показывает, что в каждой такой истории присутствует элемент творчества.
Коллектив в хосписе все время старается исполнить именно так, как мальчик или девочка чувствует, как именно мечтает. Ну вот в представлении современных детей успех ассоциируется с какими-то атрибутами, то есть это работа в крупной фирме, это некий стиль одежды, пиджак, галстук, какой-то кожаный портфель, может даже машина, на которой он ездит на работу.
Этот мальчик 17 лет, который не смог по причине болезни закончить 11-й класс, закончил 9 классов, а потом случилась болезнь, и он должен был лечиться. И все его одноклассники сдали экзамены и стали поступать в институты, а он не смог. И вот эта боль оттого, что он неудачник, она затаилась в душе и однажды он ее высказал, что так вот ничего не получилось у меня в жизни и психолог услышал эту фразу, сказанную как-то так вот вскользь и переговорив с одним из руководителей крупных компаний в Петербурге придумали такой проект.
Совершенно серьезно его пригласили на работу, компания сказала о том, что мы даем тебе должность руководителя отдела, мы чувствуем, что твой опыт нам подходит, вот такое собеседование и все абсолютно серьезно, ему сказали, что такой человек нам нужен. Ему выдали деньги для того, чтобы его вид соответствовал обязанностям, которые на него возлагают, и он в понедельник вышел на работу.
Его посадили за стол, сказали вот надо брать бумажку отсюда, нести сюда, какую-то работу ему предложили. Спустя некоторое время мы встретились, и я видел просто счастливого человека, потому что он был круче, чем его одноклассники. Его встречала машина, отвозила на работу, он делал какие-то очень важные поручения, получал серьезную зарплату, он действительно был кумиром класса и спустя какое-то время, он праздновал свое 18-летие, и он смог сам пригласить своих одноклассников в бильярдный клуб, угостил там их обедом, и они потом играли. Мы пригласили известного чемпиона игры в бильярд и он показывал мастер-класс. Вот такая история.
Дети правильнее принимают свои болезни
Давайте мы уточним, что болезнь бывает не с рождения, а приходит уже в каком-то возрасте, да? Случаются ситуации, когда 15-16 лет ребенок может жить абсолютно естественной, нормальной жизнью, и что-то происходит, обнаруживается заболевание. Это заболевание может длиться месяцы, может длиться годы. То есть это, к сожалению, может случиться с каждым, кто родился здоровым. Я прав?
Болезни случаются, и никому из нас не миновать болезней, поэтому душу свою надо приготовить к тому, что мы несем на себе часть боли этого мира и просить о том, чтобы Господь дал нам терпения к несению этой боли.
Мы, христиане, должны помнить о том, что с креста не сходят, с креста снимают и, желая уподобиться Христу, мы должны приготовить себя к тому, чтобы часть этой ноши понести. Слава Богу, если кого-то минует эта чаша, но болезни приходят ко всем, они приходят и к детям.
Поразительней всего, что дети более правильно принимают свою болезнь, нежели взрослые. Такого трагизма, который испытывает взрослый человек, связанного с рухнувшими надеждами, несостоявшейся жизнью, нереализацией себя, у детей мы практически не встречаем. Там скорее более живые человеческие чувства, связанные с горечью расставания, с нереализованным чувством любви. Взрослые люди как-то немножко извращенно воспринимают, оценивают результативность своей жизни, с точки зрения каких-то таких светских мерок.
В завершение этой программы, я хотел уточнить, до которого возраста дети считаются детьми и потенциальными вашими подопечными.
Поскольку мы стали государственным учреждением, мы ориентируемся на те правила, которые определяют, регламентируют нашу деятельность. Мы принимаем детей от 3-х месяцев до 18 лет, но поскольку бывает, что болезнь начавшаяся в детском возрасте приводит к завершению уже в возрасте после 18 лет, мы стараемся детей не оставлять без внимания.
Например, если ребенок был нашим пациентом до наступления 18-летнего возраста, конечно, мы не можем выписать его после дня рождения. То есть мы находим способ, чтобы продолжать уход за ним, пока это возможно и необходимо.
Протоиерей Александр Ткаченко
директор государственного Детского хосписа, основатель детских хосписов в России, настоятель храма в Суворовском военном училище и храма при городском гериатрическом центре в Санкт-Петербурге
Скажем честно: все мы устали от пропаганды – независимо от того, какие именно идеи эта пропаганда продвигает. Мы живем в непростое кризисное время, вокруг нас много людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Этим людям нужна не идеология, а конкретная помощь. И именно Церковь в России особенно активно помогает нуждающимся.
Санкт-Петербургский Детский хоспис, которым я руковожу, был создан по инициативе Русской Православной Церкви. За годы работы нам удалось решить государственную задачу в области организации паллиативной педиатрии, поспособствовать юридическому оформлению стандартов оказания детской паллиативной помощи. Стационар Детского хосписа, созданный усилиями некоммерческой организации, мы передали государству. Таким образом наше учреждение стало ярким примером взаимодействия между государством, обществом и Церковью в сфере помощи тяжелобольным детям и их близким.
Мы в Детском хосписе верим, что помощь детям с неизлечимыми заболеваниями лежит вне сферы идеологии. Она способна объединять людей с противоположными взглядами на жизнь, каждый из которых должен уметь профессионально ухаживать за пациентом, принимая в расчет его духовные нужды, культурные и религиозные традиции его семьи.
Хотелось бы, чтобы организации, объединяющие людей без религиозного мировоззрения, вносили свой вклад в помощь конкретным людям, а не занимались жонглированием идеями. Мы, в свою очередь, будем рады объединять усилия с теми, кто открыт делам милосердия, вне зависимости от их религиозных убеждений или же отсутствия таковых.
