Спасение Романовых: иллюзия или упущенные возможности? летие русского православия на венгерской земле




Великая княжна Александра Николаевна была еще очень молода (ей было только 16 лет), веселого, шаловливого нрава, крайне добра, снисходительна и проста в обхождении, - отличительные свойства всей нашей царской фамилии, эти свойства удивительно как привлекали всех, кто имел счастье испытать их на себе. Она вела жизнь самую скромную: вставала рано, тотчас отправлялась гулять; после утреннего чая занималась музыкой, потом занималась с гувернанткой, мисс Гигенботтен; с особенным увлечением она занималась рисованием под руководством академика Зауэрвейда, приезжавшего два раза в неделю в Царское Село. В виде отдыха она хозяйничала на своей маленькой мызе. Перед окнами ее комнат был маленький островок, на нем маленький деревенский домик с молочными хозяйственными принадлежностями. На островке содержались гуси и кролики, которых великая княжна любила сама кормить. Мыза эта называлась «Сашина» и построена была для цесаревича Александра Николаевича.

Обыкновенно по утрам великая княжна пила чай, но по воскресеньям и праздникам заведено было пить шоколад. Изредка, в виде особенного развлечения, она ездила верхом в сопровождении своей гувернантки, кого-нибудь из придворных кавалеров ее штата, берейторов и лакеев. На коне она была удивительно грациозна и элегантна.

Однажды утром, когда я была при ее туалете, со мной сделалось дурно. Великая княжна, видя это в своем зеркале, испугалась, встала, подхватила меня, позвала на помощь и велела отвести меня в мою комнату. Когда через полчаса я вернулась, она ласково и заботливо выговаривала мне, зачем я весь день не осталась у себя. Бывало покажется ей, что мои губы бледны, она, сидя перед зеркалом и глядя на меня в нем, молча начнет кусать свои губы, показывая, чтобы я последовала ее примеру или возьмет свою розовую губную помаду и сама нарумянит мне ею губы. Во время туалета она почти всегда разговаривала со мной, расспрашивала о жизни институтской, особенно интересовали ее отношения воспитанниц к классным дамам. В манере и тоне ее вопросов чувствовалось и слышалось легкое недоброжелательство к классным дамам, случилось даже она назвала их «die steifen alten Jungfern» (упрямые старые девы). Мне сказала дежурная камер-юнгфера, что накануне великая княжна имела некоторое препирательство со своей гувернанткой.

Однажды великая княжна позвала меня в свою спальню: я увидела ее лежащей во весь рост на полу, она приказала мне дергать ее за платье то с одной, то с другой стороны; так как любимая ее собачка английской породы меня еще мало знала, то заливалась лаем, покушаясь даже схватить меня за руку; я боялась этой собачки, она была довольно зла, я быстро отскакивала и дергала за платье с другой стороны. Великую княжну это забавляло, она хотела испытать верность своей собачки, которая не умолкая лаяла и энергично заступалась за свою госпожу. После обеда великая княжна переправилась на пароме на свою мызу хозяйничать. Через некоторое время она прислала мне с камердинером маленький горшочек простокваши своего изделия, и милостиво потом осведомилась, вкусна ли была простокваша. Это была большая милость, как мне пояснили мои сослуживцы.

Однажды великая княжна страдала насморком; ложась в постель, она потребовала губную помаду и помазала себе нос, при чем рассказала анекдот, который, конечно, давно всем известен, и который в институте дети выучивали на память: «Когда у дяди моего, императора Александра I был насморк, он приказал подать огарок сальной свечи, чтобы помазать нос; а когда через некоторое время проверяли расходы, оказалось, что с того времени ежедневно выписывалась сальная свеча и в расходе записано на этот предмет чуть ли не 600 рублей».

Ложась спать, великая княжна в постели становилась на колени и читала молитву, обращаясь к висевшему у изголовья небольшому образу. Великая княжна покрывалась ватным шелковым одеялом, которое камер-юнгфера подвертывала под тюфяк, на ноги клали шелковый на пуху капот. Утром, встав, она укутывалась в помянутый выше капот, садилась к туалету умываться и причесываться. Волосы ее были необычайной длины и густоты: причесав и скрутив их на затылке, надо было сделать из них род петли и заколоть толстой черепаховой гребенкой, остальной конец разделить на четыре пряди, заплести каждую и обвить ими голову так, что гребенка с закрученными волосами оставалась в центре, а заплетенная коса, шириною в 1 ½ вершка образовывала как бы венец спереди, на висках волосы заплетались в косички шириною в вершок, которые спускались по щекам и обрамляли прелестный овал ее лица, под ухом косички поднимались к косе и дополняли собою уже и без того роскошную прическу.

При великой княжне я находилась почти три месяца - до приезда принцессы Дармштадтской, невесты великого князя.

Великая княжна Александра Николаевна была веселого характера и большая проказница. Однажды она придумала такую шутку. Принцесса сидела перед своим туалетным столом, ее причесывали, чтобы идти к обеду к императрице. Кто-то постучался из коридора в дверь уборной. Я тотчас вышла, чтобы узнать, что надо. Передо мной стояла молодая особа с черными бровями и черным пятнышком на подбородке, в белом платье, старомодной шали, тюлевом чепце старого фасона с желтыми лентами. Она стала застенчиво просить меня доложить принцессе, что она просит место гладильщицы у ее высочества и что графиня Баранова прислала ее представиться принцессе. Просительницу я тотчас узнала по ее выговору (она очень твердо выговаривала «р») и назвала высочеством.

Ах, какая злодейка! она меня узнала! - воскликнула великая княжна - но сделайте так, чтобы принцесса меня приняла, - шепнула она. Принцесса положительно отказывалась ее принять, тем более, что была в неглиже. Я снова стала упрашивать принцессу от имени графини Барановой; но принцесса наотрез отказалась, говоря, что графиня может взять кого хочет, что она будет всем довольна. Просительница слышала ответ и я не успела сделать двух шагов, как молодая особа уже стояла возле принцессы, приседая, низко кланяясь и говоря ломаным французским языком, приседая низко, кланяясь и говоря ломанным французским языком, пытаясь пояснить, что она воспитывалась в Калужском институте, что она сирота, бедна и умоляет принять ее в гладильщицы.

Принцесса, немного сконфуженная, соглашается на ее просьбу, видимо желая скорее избавиться от нее; просительница кидается к руке, которую принцесса милостиво дает поцеловать, но в ту же минуту просительница разражается громким, неудержимым хохотом; я тоже не могла удержаться от смеха; немки камер-юнгферы стоят оторопелые, не понимая, в чем дело. Принцесса перепугалась, вскочила со стула, перегнулась над своим столом, как бы желая спасти свои руки, и кричит: - Mais elle est folle! (Да это сумасшедшая!)

Дело было очень просто: великая княжна насурмила себе брови и налепила мушку. Надо знать, что у княжны были очень светлые брови: черные брови и странный туалет делали ее почти неузнаваемой.

Великая княжна приставала к принцессе: «Мари, ты меня не узнала после всего того, что я рассказала тебе сегодня утром?» Оказывается, что в это же утро за завтраком у императрицы, куда ежедневно все собирались, великая княжна рассказывала, что самая ничтожная перемена в ее прическе делает ее неузнаваемой и что однажды осенью императрица после обеда прилегла отдохнуть в своей спальне, было не светло, не темно, как говорится en chien et loup (в сумерки); камер-юнгфера сидела в дежурной комнате, а великая княжна, повязав пестрый платок на голову, прошмыгнула в спальню к императрице, дежурной показалось, что вошла чужая женщина и от испуга она упала в обморок и проболела несколько дней. Императрица не успела еще уснуть и узнала свою проказницу-дочку, пожурив ее за причиненный испуг и его последствия.

Когда великая княжна была невестою, жених ее, принц Фридрих Гессен-Кассельский, должен был на время вернуться в Германию. Царская фамилия в это время находилась в Петергофе. Великая княжна, купаясь ежедневно, слегка простудилась: получила кашель и насморк, естественно, что при этом было лихорадочное состояние, и ей очень не хотелось купаться, но гувернантка ее мисс Гигенботтен, находила, что такую легкую простуду всего скорее можно вылечить, не прекращая купания, великая княжна повиновалась.
Однако здоровье ее понемногу расстраивалось; мисс Гигенботтен приписывала это разлуке с женихом; но и после замужества здоровье ее казалось ненадежным. Когда же она сделалась беременной, то довольно ясно определился ее недуг. Вероятно, молодому супругу не совсем было приятно постоянно находиться сиделкой возле больной; иногда это даже было заметно. Случалось, уронив платок или что-нибудь другое, она попросит его поднять или подать, что лежало в отдалении от нее, так как ей самой было вредно нагибаться или тянуться; принц позвонит и скажет вошедшей исполнить что надо, или скажет великой княжне: «Mais vous avez vos pincettes» (Но у вас есть свои щипцы).

Быстрыми шагами шла болезнь к худшему; очевидно развивалась чахотка. За роды, которые приближались, - опасались. Нежный, расслабленный болезнью, организм великой княгини не перенес их - она скончалась через несколько минут после рождения сына, который спустя два часа последовал за матерью.

1844 года, 2-го августа в темную, ненастную ночь, огни в фонарях боролись со тьмою и только бледными точками освещали путь печальному шествию. Тут не было ни торжественности, ни роскоши, ни особенных почестей, даже не по главным улицам столицы, в закрытом ландо везли так преждевременно скончавшуюся великую княжну Александру Николаевну. По всему пути густая масса публики безмолвно, с обнаженными головами присутствием своим выражала глубокое сочувствие безутешному отцу.

Карл - Фридрих навещал певунью - затворницу по утрам, с неизменною улыбкою и букетом свежих, еще не распустившихся примул или гортензий в руках…. Иногда среди них нежно сверкала росою камелия или благоухала изящная фиалка….. И тогда уже Адини знала точно: к букету Фридриха приложила руку ее милая, любящая Олли. И чувство нежной благодарности, тоски и невысказанной любви к сестре, вызывало невольные слезы на ее глазах. Она прятала их, эти слезы, спешно проглатывала ком в горле, и пыталась трогательно развеселить милого нареченного, (неизменно грустневшего при виде ее лихорадочного румянца или жаркой испарины на лбу!) подробнейшими рассказами о детских шалостях, таких, например, о которых не знала даже и милая, любимая, всеведущая МамА!

Великая Княжна Александра Николаевна (1825-1844)


Она заставляла, заставляла его смеяться, - сначала через силу, а потом - и в полный голос! - своим увлекательным историям из детства. К примеру - рассказу о танце с шелковыми подушками, которым была так шокирована их верная воспитательница и учительница русского Анна Алексеевна, всегда пылавшая желанием представить юным великим княжнам свою маленькую дочь. В день назначенного приема элегантная придворная дама ожидала увидеть в дворцовой зале строго - благовоспитанных девиц - цесаревен с Екатерининскими лентами на платьях из розовой парчи, с маленькими шлейфами - тренами, но взору ее предстало….. нечто невообразимое! Мэри, Олли и Адини, a trios*(*втроем - франц. - Р.), одевшись в длинные шелковые халаты, расшитые цветами, и водрузив на голову подушки, перевязанные лентами, кружились в странном восточном танце. К тому же на головы чинных и слегка оробевших гостей еще и неведомо откуда свалилась целая гора цветных бархатных подушечек. Тут уж милая Анна Алексеевна, отбросив всяческую свою придворную сдержанность, заахала, сморщилась, замахала руками, будто гусыня - крыльями! Но маленькие пери - озорницы продолжали исполнять свой странный танец, важно покачивая квадратными головами, будто китайские болванчики, явно выказывая свою полную непричастность к падающему “дождю из думочек”, усеявших скользкий, вощеный паркет залы.

Закончив “восточный менуэт”, юные красавицы - цесаревны сорвали подушечки - думки со своих прелестных головок и уселись на них, жестом пригласив последовать их примеру и оробевшую от всего увиденного маленькую гостью. Они звонко смеялись и угощали малышку сладостями, наперебой рассказывая, как долго и тщательно обдумывали втайне от всех свою шалость.

Анна же Алексеевна все продолжала ахать, изумленная игрою их воображения и энергией, направленной, как ей казалось, в совершенно напрасное русло! Строгая и преданная их гувернантка очень долго была огорчена сим происшествием, но так не решилась рассказать о нем Мама, очень трепетно относившейся ко всем светским церемониям и условностям протокола….

Портрет Великой княгини Александры Николаевны, ландграфини Гессен-Кассельской.- В. Гау, 1844 г.

Условности дворцового протокола….. Как часто они мешали Адини быть по - детски, полно счастливою! С какою непосредственностью, с каким пылким, живым огорчением рассказывала она Карлу - Фридриху о балах, на которых столь часто блистали ее Царственные родители, и с которых ей надобно было до пятнадцати лет уходить строго после девяти вечера! Она всегда так сетовала в отрочестве на то, что не может просто взять и - остаться на позднюю мазурку, этот пленительный, волшебный танец, похожий на долгую песню, с замысловатыми вокализами и пассажами, рулладами и кодами, песню - романс, песню - признание…

Бал в концертном зале Зимнего дворца"

МамА, ее восхитительная, ее обворожительная МамА, словно волшебное видение Лала - Рукк*(*Романтическое прозвище Императрицы Александры Феодоровны по имени героини баллады Томаса Мура, переведенной В. А. Жуковским - Р.) царившая на всех праздниках Зимнего, почти всегда танцует мазурку и вальс - лансье с самыми красивыми кавалергардами своих полков! Странно, их, ее пажей, почему - то называют так смешно: “красными” или - “синими”, словно Сашиных оловянных солдатиков… Кавалергарды пылко обожают своего Шефа, жаль только что МамА по вечному нездоровью своему, все реже бывает на их праздниках и парадах.


Бал в Новом дворце, А.Менцель"

Адини не так везло на балах, как МамА, она могла с позволения строгого Папа танцевать полонез и кадриль, как и ее сестры, только с генералами или флигель - адъютантами. Генералы все были отменно стары и неуклюжи, а адъютанты - робели и смущались и наступали на ее платье. Небольшое, надо сказать, удовольствие - танцевать со столь неловкими кавалерами! Слава Богу, теперь ее партнером на балах всегда будет только ее милый Фредди, какое же это счастие, право! Счастливый жених при этих словах Адини смущался и приятно краснел, а она смотрела на него с тихой, теплою улыбкою, от которой снова появлялись милые, манящие ямочки на ее щеках, уже тронутых болезненной худобою….

Великая княжна Александра Николаевна. В.И.Гау"

…На том настоящем своем, полном, январском свадебном, взрослом балу, в вечер после венчания, Адини была столь обворожительна, столь оживлена и мила, что все вокруг, казалось, забыли о предостережениях докторов… За высокими окнами сверкавших огнями парадных зал гулко звенели соборные и церковные колокола, блистали огни фейерверка: город радостно праздновал в белом серебре роскошной русской зимы браковенчание певуньи - Цесаревны и гессенского Герцога, и кое - кто из придворных уже сокрушенно качал головою: улетит, улетит скоро русский соловушка в земли чужие, и где - то будет звенеть голос его, прозрачный, как ручей, как горный хрусталь - в какой выси, в каких далях? Никто и не думал, что - в Небесных..

… Все строили планы на будущее, надеялись отчаянно видеть Адини вполне здоровою, ибо вскоре после свадьбы она почувствовала себя в ожидании наследника, и седовласый доктор, старый Вилие*, лейб - медик еще покойного дядюшки - кесаря Александра Павловича, робко осмелился высказать венценосным родителям надежду, что сие новое состояние Великой княгини Александры Николаевны изменит течение ее роковой болезни в лучшую сторону.

Таково ведь и древнее поверье русское: будущая мать в ожидании чада, часто расцветает столь неожиданно, что только диву даешься! Да, да и все хвори без следа тают, ибо Господь Всемогущий - милостив и дает новые силы…. Кроветворение ведь в организме меняется в этот миг!

Великая княгиня принцесса Генссен-Кассельская Александра Николаевна

Строгий же, молчаливый и щепетильный нынешний врачеватель Государя Николая Павловича Мандт, в ответ на сладкоречивые, тихие тирады Вилиё лишь упорно качал головою, и за дверью покоев Адини умолял, обретших было луч надежды родных не обольщаться прежде времени, а самое главное, не разрешать новоявленной Ландграфине Гессен - Кассельской петь! Любое напряжение губительно для нее, особенно - в ее деликатном положении! Золотое горло должно молчать! И оно молчало….
Адини заботливо кутали в шали и пелерины, отпаивали теплым медовым молоком с имбирем и виш`Инскою подогретою минеральною водою. По субботам ее непременно везли в душном, натопленном до непереносимого жара, возке с не открывающимися окнами в Гатчину.

Мужчины всей большой Романовской семьи от мала до велика развлекались охотою в Гатчинском парке на тетеревов и гоном оленей, несколько манкируя всеми остальными своими занятиями.

Женщины днями и вечерами корпели над более изнеженным, привычным для их тонких рук занятием: шили приданное для ожидаемого в семье очередного царскородного младенца.



Но изысканные узоры ришелье и просветы алансонских кружев уже не подчинялись исхудалым пальцам Адини. Она роняла из рук иглу и пяльцы, все как - то зябла, просила подкинуть дров в камин, и то и дело прижимала к бледным губам платок. Он моментально пропитывался кровью. Во время приступов лихорадочного кашля, она чувствовала резкие или, напротив, замедленные, словно растерянные, толчки ребенка, и даже самые слабые, они причиняли ей невыносимую боль. Закусив губы, она морщила бледное в холодной испарине чело и беспомощно, умоляюще смотрела на МамА, Олли, Мэри или верную Анну Алексеевну, тотчас подступавших к ней с вопросами и уговорами лечь в постель…
Постель. Болезный одр.…Иногда Адини лежала в ней дни напролет, пытаясь в полумраке спущенных гардин разглядеть слабый солнечный луч или услышать пение снегиря или синицы.. У нее же самой все слабее выходил птичий посвист: силы убывали, да и боялась, что услышит сии потуги встревоженная МамА, почти не выходившая в такие дни от нее, и ночевавшая в соседнем будуаре, на кушетке. ПапА заходил каждый вечер или утро, навещая ее, нарочито бодрым голосом рассказывал свои новости: шутливые перепалки с министрами; казусы на военном плацу; анекдоты аудиенций или - новости последнего бала, который он открывал с госпожою Фикельмонт, как женою дуайена* (*Старшины дипломатического корпуса - Р.)


Умница графиня Дарья Феодоровна была очаровательна в своем платье из бледно - сиреневого - шелка и гипюра, в стиле маркизы де Помпадур и завитом, пудреном парике осьмнадцатого столетия. Она вся походила на изящную фарфоровую фигурку, которую боишься ненароком сломать при неосторожном движении! Ради костюма супруги дуайена и вообще то и был придуман весь этот маскерад - костюмированный праздник эпохи Людовика Четырнадцатого.....


Но фразерке - посольше Долли, безусловно, далеко до изящества МамА! - вздыхал в этом месте рассказа отец, и Адини согласно кивала в ответ слабою черноволосою головкою, то и дело томно откидывая ее на высоко взбитые подушки. Она тихонько улыбалась отцу, после двадцати с лишним лет супружества, все еще влюбленному в МамА, как мальчишка.. Эта слабость властного кесаря, очевидная всем, импонировала и ей, она отлично знала “ что удовольствие ПапА всегда состоит в том, чтобы доставить удовольствие МамА” (Подлинные слова А. Н. Романовой, написанные на портрете ее матери, всегда стоящем на столе Государя Николая Павловича. - Р.) но иногда, с проницательностью много страдающего и рано повзрослевшего сердца, она замечала, что деспотичные вспышки сей любви, приносят ее несравненной, тихой и нежной МамА более огорчения, чем счастия, ибо гордой натуре дочери и внуки* (* Старинная форма произношения слова “внучка”- Р.) прусского короля было весьма непросто смирять себя и свою царственную мятежность и пылкость, воспитанную на драмах Шиллера, строфах Гете и романтических пассажах сэра Вальтера Скотта. В угоду любящей тирании царственного супруга!

Император Николай I и императрица Александра Федоровна"

Иногда Адини осторожно подзывала к постели МамА, чтобы та своим тихим и нежным голосом прочла ей что - нибудь из Гете. МамА обычно выбирала любимую ими обеими “Ифигению в Тавриде”. Адини, слушала, полузакрыв глаза, и, сквозь усиливающийся от вечной слабости шум в голове, улавливала ритм мерных, завораживающих слов и мысленно подбирала к ним тихую мелодию. Ей так хотелось напеть вновь сочиненное, и она - начинала было, но МамА испуганно взглядывала на нее, умолкала, прижимала палец к губам, и тотчас подносила ко рту Адини ложку с противною, пахучею анисовою микстурою или горячее молоко. Но как - то, однажды, в кремовую теплоту молока нечаянно попала капля сукровицы от сильного, изнуряющего кашля. Увидав ту роковую, рубиновую каплю в чуть синеватой белизне питья, МамА, внезапно судорожно закусила губу, зарыдала, почти беззвучно, и, как подкошенная, упала на колени перед постелью дочери.

Портрет великой княгини Александры Федоровны. (МамА) Не ранее 1817 г. Александр Молинари (1772-1831) (?)"

Адини страшно и странно было видеть искаженное болезненною судорогою лицо матери; она всё силилась приподняться на подушках, дернуть сонетку звонка, свисавшую совсем близко от кровати, но ей никак не удавалось сие. Наконец она - таки добралась слабою дланью до витого шелка шнура. Вбежали дежурные фрейлины, горничные, Олли, Мэри... Растерянный лейб - медик, позабывши нахлобучить на гладкую голову темный бобрик парика, стиснув зубы, тщетно пытался унять рыдания Государыни - матери, увещевая несчастную строгим, почти зловещим, шепотом, но та все повторяла и повторяла, зарывшись лицом в накрытые атласным одеялом исхудалые, острые колени дочери:

Адини, соловушка моя, не покидай нас, как же мы без тебя будем?!! И что же станется с бедным Папа, кто его утешит, кто согреет его уставшее сердце?!! Как мне еще молить Господа Бога оставить тебя при нас?.. Не уходи, скоро - опять наступит весна, ты непременно оживешь, согреешься солнышком, мы с тобою поедем в Ореанду, это имение в Крыму, такое милое место, мне его недавно подарил Папа, ты ведь знаешь, там архитектор - англичанин строит для нас с тобою чудесную виллу в духе романтических баллад Шиллера. Похоже на средневековый замок, на берегу моря.... Ты так любишь все это.... Там мы устроим для тебя беседку, увитую плющом, качели и ты будешь целыми днями наблюдать, как катится волна за волною, ты успокоишься и поправишься, моя милая, ведь правда, Ореанда спасет тебя?!

Великая княжна Александра Николаевна. Кристина Робертсон"

Утомленная и донельзя испуганная внезапным припадком отчаяния, нахлынувшим на Мама, Адини лишь беспомощно кивала в ответ головою, и все осторожно, по - детски пугливо, гладила руки матери, болезненно вцепившиеся в одеяло. Говорить, шептать что либо от волнения она не могла, и потому - безропотно проглотила успокоительное, данное доктором.

В облаке невольной дремоты, навалившейся на нее почти тотчас, она еще увидела, как Мэри и Олли под руки выводят МамА из комнаты; как доктор Мандт, отчаянно закусив губу, размешивает в тонкой склянке какое - то белое, мутное питье; как в анфиладе гулких, высоких комнат цветною каруселью мелькают чьи - то встревоженные лица, гудят голоса.. Слабою, почти безжизненною нитью в глубине ее истомившегося от боли лона, дернулся и тотчас затих ребенок. Она вспомнила, что они с Карлом - Фридрихом уже придумали ему и имя, в честь деда: Вильгельм! Ведь будет непременно - мальчик! Как жаль, что ей, должно быть, так и не придется увидеть его взрослым! Таким же красивым, как тот отрок - иконописец, из общины Александро - Васильевской церкви, в чей сиротский приют она так любила ходить каждое воскресение вместе с ПапА и сестрами. Она давно не была там, так давно, Боже, прости ее, грешную! Когда - то ей снова удастся побывать на вольном воздухе?!

Адини вздохнула, чуть приоткрыла ресницы и сомкнула их снова. Она погрузилась в сон, тяжелый, полный спутанных, странных видений, самым четким из которых было лицо ее покойной тетушки, палатины Венгерской, Александры Павловны, старшей сестры Папа, очаровательного создания, пленившего ее воображение навсегда, с младенческих лет. Она не знавала тетушку живою.

Александра Павловна Романова. Боровиковский Владимир Лукич

Она умерла в молодости, родами, в далеком от родного дома месте, в долине реки Ирем, неподалеку от своего дворца в Офене - старинной части Пешта - столицы владений своего мужа, Палатина, эрцгерцога Иосифа.. Адини не была сильно похожа на нее, только знала, что тетушка тоже любила розы и пение соловьев.. Они очень сильно напоминали ей родину. Юное лицо тетушки с прелестным мягким овалом подбородка и фамильною тонкостью черт, словно со старинного медальона,
(наподобие того, который она недавно подарила ПапА.) внезапно четко предстало перед спутанным горячкою мысленным взором Адини.


Тезка - Палатина, похожая на белую птицу, в полупрозрачном, кисейном одеянии, обшитом шелковою тесьмою, сияя неизъяснимою прелестью улыбки, тихо прошла по садам, в которых утопала долина Ирем, и внезапно остановилась у креста, увитого плющом. Ветви плюща, свисали прямо над кручею обрыва..... У Адини и во сне внезапно захватило дух, закружилась голова, словно она вдруг птицею взлетела над всем увиденным. С высоты небесной взору ее приоткрылась картина, щемящая сердце: у подножия креста она увидела плиту с выбитыми славянскою вязью буквами: “Александра Романова”....
Тетушка Александра Павловна стояла возле увитого плющом надгробия не шелохнувшись, закрыв лицо руками, странным знаком - знамением: крест - накрест... В ту же секунду паренье Адини над родной, но такой далекой, почти бестелесною, фигурою, оборвалось, сердце камнем устремилось куда то вниз... и она очнулась, поняв, что в мареве мучительной дремоты, устроенной ей заботливым доктором Мандтом, только что видела свою собственную Смерть. Но она ее больше не пугала, эта властная госпожа... Напротив, принесла мятущейся душе какое то странное успокоение.

Адини внезапно поняла, чем так всегда влекло ее к себе пение, чем вечно чаровала, околдовывала музыка.. Просто она дарила ей ни с чем не сравнимое чувство полета в поднебесной выси, чувство оторванности от всего, что тяготило, тревожило, печалило, несказанно здесь, на Земле.


"Воспоминания "

Но теперь на музыку больше не оставалось сил. А, впрочем, может быть, стоит еще раз попробовать?.. Слабыми руками Адини откинула давящее грудь одеяло и попыталась сесть, сминая рукою батист и шелк простыней и кружево подушек.. Где то в голове у нее звенела пчелою - мухой самая высокая нота каватины из “Лючии де Ламермур”, ее любимой арии..
Как же там начинается? “До”? Нет, “ре”...
Да нет же!- “ля”, непременно, “ля”; самое высокое, самое чистое, нежное.. Как манящая Небесная даль.


Она набрала в грудь воздуху, так странно легко, и от волшебной, трепетной, полной волны ее голоса закачались и слабо зазвенели в такт подвески хрустальных люстр, на узорчатом потолке, замигали огоньки свечей в кованых напольных шандалах, зашевелился бархатный занавес полога над ее альковом.....
Двери резко распахнулись, но лиц, вошедших толпою в ее тихий дотоле будуар, Адини не видела, шагов не воспринимала. Она - пела. Пела до тех пор, пока из горла ее широкою темно - красною струею - фонтаном не хлынула кровь. И последняя нота арии смешалась с испуганным криком Мэри, кинувшейся к постели сестры...
Краем глаза Адини видела, что Мэри властно удержали на месте чьи то хрупкие руки: Мама? Олли? Ольги Барятинской? Анны Алексеевны?.. Нельзя было разобрать.


" Реальность "

Закончив арию, Адини бросила в сторону сестры усталый, нежный взгляд. Окровавленный рот ее странно искривился. Она едва удерживалась от слез. Но внезапно - улыбнулась, заслышав редкие, нежно - робкие толчки внутри себя, словно дерганье шелковой тончайшей нити.. На ее пение отозвался всем существом тот, кто еще не родился. Он словно просил продолжения. Словно желал вместе с нею подняться к тем чистым хрустальным высям, где только что витал ее голос... И, вняв сей молчаливой просьбе, она тотчас же запела снова. По подбородку ее тоненькой черно-алой струйкой непрерывно стекала кровь. Но она все пела. Пела до самой темноты. Пока не иссякли последние силы.


На следующее утро после потрясшего всех события, она была все еще жива. Чудом - жива. «…ночью с 28 на 29 июля у нее начались сильные боли; это были первые схватки. Ей ничего не сказали об этом, но она догадалась сама по встревоженным лицам сиделок, и начала нервно дрожать при мысли о преждевременных родах. “Фриц, Фриц, - вскричала она, - Бог хочет этого!” И неописуемый взгляд ее поднятых кверху глаз заставил догадаться о том, что она молится. Ее пульс ослабел, послали за священником, и о. Бажанов исповедал и причастил ее. Это было в восемь часов утра. Между девятью и десятью часами у нее родился мальчик. Ребенок заплакал. Это было ее последней радостью на земле, настоящее чудо, благословение Неба.



Ребенку было только шесть месяцев. “Олли, - выдохнула она, - Я - мать”! Затем она склонила лицо, которое было белое, как ее подушки, и сейчас же заснула. Лютеранский пастор крестил ее маленького под именем Фриц Вильгельм Николай. Он жил до обеда. Адини спала спокойно, как ребенок. В четыре часа пополудни она перешла в иную жизнь.
Вечером она уже лежала, утопая в море цветов, с ребенком в руках, в часовне Александровского дворца»

Часовня Александровского дворца"

Великая княгиня и цесаревна Александра Николаевна Романова, Ландграфиня Гессен - Кассельская, умерла ровно через пять часов после рождения сына, наследного принца Гессен - Кассельского, Вильгельма. Ребенок родился недоношенным и, прожив не более получаса, скончался, успев, однако, принять крещение. Его похоронили в одной могиле с матерью. В день похорон Великой княгини Александры в Петропавловском соборе столицы на город опустилась почти осенняя мгла. Моросил мелкий, противный дождь. Ни один луч солнца не мог пробиться сквозь свинец, тяжелых обложивших небо туч. Первым ком земли на крышку гроба безвременно умолкшего гатчинского соловушки бросил ее отец - император Николай Павлович, сквозь безудержные рыдания едва прошептавший: “ С Богом!”

Великие Княгини Александры

11 августа по новому стилю мы вспоминаем удивительные и трагичные судьбы двух Великих Княжон с именем Александра, приходившихся сестрой и дочерью Государю Императору Николаю I Подвиголюбивому. Жизнь и преждевременная кончина их удивительном образом во многих деталях повторились, оставив глубокую рану в сердце Царственных родителей и многих современников, восхищавшихся их красотой и талантами.

Великая Княгиня Александра Павловна

Старшая из шести Августейших дочерей Государя Императора Павла I Петровича и Императрицы Марии I Феодоровны Великая Княжна Александра родилась (29 июля) 11 августа 1783 года. Впервые в династии Романовых венценосной дочери наследника и Цесаревича при совершении Святого Таинства Крещения даровалось имя великомученицы Царицы Александры.

О своей Августейшей внучке Государыня Императрица Екатерина II Великая писала: «До шести лет она ничем не отличалась особенным, но года полтора тому назад вдруг сделала удивительные успехи: похорошела, выросла и приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера. Меня она любит больше всех на свете, и я думаю, что она готова на все, чтобы только понравиться мне или хоть на минуту привлечь мое внимание».

Получив прекрасное домашнее воспитание, Великая Княжна много читала, пробовала заниматься переводами с французского. В 13 лет она уже выделялась своим образованием, так что поместила в 1796 году в журнале "Муз" два перевода с французского: "Бодрость и благодеяние одного крестьянина" и "Долг человечества". Но еще более Великая Княжна отличалась своей красотой.

Несостоявшаяся помолвка

Великая Княжна Александра Павловна помолвлена была с 18-летним королем шведским Густавом IV Адольфом (1778 – 1837 гг.), правившим 4-й год некогда грозным соперником России по Северной войне. Юный король инкогнито, под именем графа Готландского Гаге прибыл 27 августа (9 сентября) 1796 года в Санкт-Петербург для свидания с державною невестою, и по свидетельству современников пленен был ее красотою и образованностью и снискал, в свою очередь, и ее расположение.

И в России, и в Швеции выбор будущей королевы считался удачным. Монарх и Великая Княжна понравились друг другу. Государыня Екатерина II Великая писала по этому поводу: «Все замечают, что Его Величество все чаще танцует с Александрой и что разговор у них не прерывается… Кажется, и девица моя не чувствует отвращения к вышеупомянутому молодому человеку: она уже не имеет прежнего смущенного вида и разговаривает очень свободно со своим кавалером. Должна сказать, что это такая парочка, которую редко можно встретить. Их оставляют в покое, никто не мешает, и, повидимому, дело будет слажено ил, по крайней мере, условлено до отъезда Его Величества… Кто-то спросил у наиболее влиятельных лиц в свите короля, нравится ли Великая Княжна графу Гаге, тот ответил прямо: «Нужно быть дураком, чтобы не влюбиться в нее»». Однако брак этот расстроился в самый день обручения вследствие неловкости русских дипломатов, ведших переговоры о подробностях брачного договора, скрытое противодействие регента при несовершеннолетнем короле – его Августейшего дяди герцога Зюдерманландского и главным образом вследствие справедливого отказа Русского Двора на требование шведов, чтобы Великая Княжна переменила веру, расстроили планы. О невозможности оставления Православия невестой заявила и Государыня Императрица Екатерина II Великая и Митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Гавриил (Петров), первый кавалер Императорского ордена Святого Апостола Андрея Первозванного, встречавший короля в день его приезда.

В ответ на требования дипломатов о сохранении будущей королевой Православия, шведы отвечали уклончиво, боясь противодействия со стороны господствовавшей в Швеции протестантской «церкви». Тогда всесильный фаворит Государыни Императрицы Светлейший Князь и кавалер Платон Александрович Зубов (1767 – 1822 гг.) сообщил Государыне, что переговоры завершились благополучно, надеясь повлиять на шведов внезапностью. В день, назначенный для официального обручения, регенту и королю поднесли проект договора с выговоренной для Августейшей невесты свободой вероисповедания. Подстрекаемый регентом, король Густав IV отказался от подписи, и обручение не состоялось. Это событие так повлияло на Государыню Екатерину II Великую, что с нею случился первый легкий апоплексический удар, явившийся предвестником ее кончины в ноябре 1796 года.

Расставание с Россией

Через три года после несчастного сватовства, разбившего сердце юной Великой Княжны, она по воле державного родителя своего, оставаясь православной браковенчалась с Австрийским эрцгерцогом, Палатином (Владетельным Князем) Венгерским Иосифом Антоном Габсбургом (1776 – 1841 гг.), младшим Августейшим братом императора Священной Римской империи и кавалера Франца II (1768 – 1835 гг.) и пятым державным сыном императора и кавалера Леопольда II (1747 – 1792 гг.) от барка с принцессой Марией Луизой Испанской (1745 – 1792 гг.).

Получив хорошее домашнее образование, он с юных лет находился на военной службе, где позже достиг чина генерал-фельцейхмейстера, участвовал в войнах с Францией. Незадолго до браковенчания он назначен был Палатином Венгрии. По отзывам русских современников, видевших его в Санкт-Петербурге, «эрцгерцог отличный малый. Он очень влюблен и очень робок»; «эрцгерцог всем отменно полюбился как своим умом, так и знаниями. Он застенчив и неловок, но фигуру имеет приятную; выговор его более итальянский, нежели немецкий. Он влюблен в Великую Княжну…»

В сентябре 1799 года Русский Двор перебрался на осеннее время из Санкт-Петербурга в Гатчину, которая с 1783 года принадлежала Цесаревичу Павлу, будущему Государю Императору, а после его восшествия на престол подарена была Государыне Императрице Марии I Феодоровне. Последующие недели прошли в приготовлениях к торжествам. На 12 (25) октября 1799 года Высочайше назначены были два важнейших события.

Первое касалось Августейшей Семьи Государя - бракосочетание любимой Августейшей старшей дочери Павла I Великой Княжны Александры Павловны. По воле державного родителя она выходила замуж за эрцгерцога Австрийского, Палатина Венгерского Иосифа. По замыслу Государя Союз великих Христианских Держав посредством породнения Домов укреплял дружбу и оборону Империй пред угрозой Французского вторжения. О том же писал историк Е. П. Карнович, «по всей вероятности, Австрийский Дом ввиду опасности, угрожавшей Австрии со стороны Французской республики, стал первый искать прочного политического союза с Россией при посредничестве родственной связи между двумя Царствующими Фамилиями».

Второе и важнейшее для России событие, произошедшее 12 (25) октября 1799 года навсегда вошло в Православный Церковный месяцеслов. На этот день Государь назначил торжества по случаю перенесения из Мальты в Россию десницы Святого Пророка и Крестителя Господня Иоанна и других Христианских Святынь; Филермской иконы Божией Матери, части древа Животворящего Креста Господня, а также орденских реликвий. Все эти реликвии до 1919 года пребывали в соборе Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем Дворце, откуда были вывезены заграницу от большевиков и теперь находятся в Черногории. Торжественная церемония бракосочетания состоялась в Гатчине. Как писала графиня В.Н.Головина, «Великая Княгиня Александра, сделавшись эрцгерцогиней, в конце ноября уехала со своим супругом. Император расставался с ней с чрезвычайным волнением, и прощание было очень трогательным. Он безпрестанно повторял, что не увидит ее более, что ее приносят в жертву. Мысль эту приписывали тому, что, будучи справедливо недоволен политикой Австрии по отношению к России, Государь полагал, что вручает дочь своим врагам. Впоследствии часто вспоминали это прощание и приписывали его предчувствию».

В замужестве, которое она так ждала, чрезвычайно одаренная Богом талантами и красотой Великая Княгиня Александра Павловна прожила 15 месяцев. Августейший супруг относился к ней с нежностью и заботой, но императрица Мария Терезия, вторая Августейшая супруга императора Франца II, приревновала Великую Княгиню, поскольку он чрезвычайно походила внешностью на свою венценосную тетку и первую супругу императора Франца II принцессу Вюртембергскую Елизавету Вильгельмину, рано почившую. Через 7 месяцев император женился вторично на Марии Терезии Сицилийской, родившей ему 13 венценосных детей и прожил с ней 17 лет до ее кончины. После этого император был еще дважды женат, но детей более не имел. Австрийский Двор встретил Великую Княгиню враждебно, как и ранее все русское. Безусловно, сохранение Августейшей супругой эрцгерцога Православия в католической стране также повлияло на эту всеобщую к ней неприязнь, о чем говорил ей при расставании державный отец. Так, Августейшая дочь Всероссийского Самодержца, войска которого под командованием генерал-фельдмаршала Александра Васильевича Суворова-Рымникского сражались в то время за Австрию, терпела грубости и лишения. Даже кулинарные прихоти находящейся в положении Великой Княгини Александры Павловны не исполнялись, и ее православный духовник, священник А.А.Самборский, нанимал для нее кухарку лично от себя.

Эрцгерцог Иосиф Антон, человек слабохарактерный, как и его Августейший брат-император, не имевший при Венском Дворе никакого влияния, не мог оградить свою венценосную супругу от оскорблений новой родни.

Принесенная в жертву

При многочасовых тяжелых родах уход за Великой Княгиней Александрой Павловной был плохой и, по словам священника А.А. Самборского, намеренно. Ей позволено было встать на 9-й день, а на 10-й - 4 (17) марта 1801 года Великая Княгиня скончалась в возрасте 18 лет от родильной горячки. Еще раньше не стало ее державного дитя. А через неделю после столь тягостной и преждевременной кончины Великой Княгини убит был и ее Августейший отец Государь Император Павел I Петрович, так и не узнавший о кончине своей любимой старшей дочери. На католическом кладбище прах ее не желали хоронить; гроб долго стоял в подвале, где торговки складывали лук. Наконец пришло приказание похоронить тело на земле, купленной Русским правительством. В 10 верстах от Офена (Будапешт), в Венгрии, в деревушке Ирен, населенной сербами, отведен был участок земли для постройки православной церкви и для устройства при ней кладбища. В эту церковь, освященную в августе 1801 года, а присутствии эрцгерцога Иосифа перенесен был гроб с телом Великой Княгини Александры Павловны. Знаменитый поэт и сановник Гаврила Романович Державин (1743-1816 гг.) откликнулся на ее кончину стихотворением «Эродий над гробом праведницы». По воле Августейшего супруга Офенский Дворец, где скончалась Великая Княгиня Александра Павловна был превращен в музей. В 1814 года во время работы Венского конгресса могилу Августейшей сестры посетили Государь Император Александр I Павлович и с ним Великие Княгини-сестры Мария Павловна и Екатерина Павловна. Сопровождавший Государя А. И. Михайловский-Данилевский так описал в воспоминаниях это событие: «Возвратясь во Дворец, я встретил иеромонаха, живущего четыре года при могиле прекраснейшей из внучек Екатерины II, Великой Княгини Александры Павловны, погребенной в местечке Ирем, в нескольких верстах от Офена, в стороне от большой дороги. Богомольцы собираются туда во множестве в известные праздники и благословляют память усопшей, снискавшей общую любовь в течение кратковременного своего пребывания в Венгрии. Монах сказывал мне, что с тех пор, как он живет в Иреме, только одна особа Австрийского Дома, Императрица Мария Луиза, супруга Наполеона, посетила уединенную могилу Русской Царевны». В том же году в Павловске, на месте садика, где она играла в детстве, установили беседку с памятником, выполненном скульптором И. Мартосом. По желанию Государя Императора Александра I Благословенного на месте погребения Августейшей сестры в 1802 году построена была православная церковь во имя Святой мученицы Царицы Александры. Храм сей действует и поныне о чем свидетельствует следующая информация из "Службы коммуникаций ОВЦС МП" (Печатается по тексту >>>

200-ЛЕТИЕ РУССКОГО ПРАВОСЛАВИЯ НА ВЕНГЕРСКОЙ ЗЕМЛЕ

6 сентября 2002 года в городе Иреме (Венгрия) состоялись торжества по случаю 200-летия освящения храма во имя Святой мученицы Царицы Александры - первого храма Русской Православной Церкви на земле Венгрии.

Этот храм был построен в 1802 году регентом-правителем Венгрии Иосифом Габсбургом в память о его супруге Великой Княгине Александре Павловне, дочери Российского императора Павла I. Освящение храма состоялось в 1803 году.

Праздничные мероприятия начались Божественной литургией, которую совершил Представитель Русской Православной Церкви при европейских международных организациях епископ Венский и Австрийский Иларион, временно управляющий Будапештской и Венгерской епархией, в сослужении настоятеля Свято-Сергиевского прихода в Будапеште протоиерея Иоанна Кадара, настоятеля храма во имя святой мученицы царицы Александры иерея Николая Кима, клириков Будапештского Свято-Успенского кафедрального собора протоиерея Стефана Мадьяра и иерея Сергия Билку.

На богослужении присутствовали представитель архиепископа Эстергомско-Будапештского епископ доктор Габор Ладочи (Римско-католическая Церковь), праправнук Иосифа Габсбурга эрцгерцог Михаил Габсбург, мэр города Ирем Л. Габор, представители Посольства Российской Федерации в Венгерской Республике, клирики Сербской Православной и Армянской Апостольской Церквей.

По окончании Литургии состоялись крестный ход и освящение икон Святого Царя-страстотерпца Николая II и Святого благоверного Стефана, короля Венгерского. После богослужения Епископ Иларион произнес проповедь, в которой рассказал об истории храма-усыпальницы. "Исторически именно этот храм, освященный в 1803 году, стал первым приходом Русской Православной Церкви на территории Венгрии. Поэтому сегодня мы празднуем не только его юбилей, но и 200-летие присутствия Русского Православия на венгерской земле. За прошедшие два века нашей Церкви удалось не только сохранить и приумножить русское церковное наследие в этой прекрасной стране, но и создать в юрисдикции Московского Патриархата Венгерскую Православную епархию".

Как отметил Владыка Иларион, "безвременная кончина Великой Княгини Александры Павловны в 1801 году привела к учреждению в Иреме, где находилось ее поместье, Русской Духовной миссии, целью существования которой, помимо молитвенного поминовения усопшей Царствовавшей особы, было также высокое свидетельство о Православии в инославной среде.

Вплоть до 1917 года миссия щедро финансировалась Святейшим Синодом, а также, имея статус придворной церкви, пользовалась покровительством домов Габсбургов и Романовых. Украшением церкви стал резной иконостас, подаренный Императором Александром III в 1883 году. Часовню неоднократно посещали русские дипломаты, представители российской культуры, общественные деятели. Однако в ХХ веке храм начал постепенно приходить в упадок. С 1949 по 1983 год он пережил восемь ограблений, после чего останки Александры Павловны из соображений безопасности были перенесены в усыпальницу Габсбургов. Только в 1990 году силами будапештского Свято-Сергиевского прихода началось восстановление храма, которое к настоящему времени практически завершено".

Говоря о значении подвига Святых, иконы которых были освящены во время юбилейных торжеств, Владыка Иларион подчеркнул: "В нашем храме как бывшей придворной церкви с особым чувством относятся ко всему, что связано с династией Романовых, молитвенно почитая последнего российского императора Николая II и членов Августейшей фамилии, ныне прославленных в лике Святых. В нынешнем году в Екатеринбурге, на месте злодейского убийства Царской Семьи, был освящен храм-на-крови, мы же в Венгрии ныне освятили икону Царя-страстотерпца.

Мы помним и о том, что этот храм, построенный Иосифом Габсбургом в знак глубокой любви к своей супруге, является воспоминанием об одной из самых светлых страниц в истории российско-венгерских отношений. Отдавая дань стране, в которой мы находимся и в которой в продолжение двух веков беспрепятственно и успешно проходили молитвенное служение русские православные священники, отдавая дань ее высокой духовности и богатой истории, мы вспоминаем о ее основателе, другом Святом государе - короле Стефане. Совсем недавно, в 2000 году, когда вся страна праздновала 1000-летие своей государственности, Православная Церковь причислила его к лику своих Святых. Сегодня мы освятили икону Святого покровителя Венгрии письма известной художницы и местной жительницы Марии Петраш. Образ Святого Стефана, помещенный близ образа святого царя Николая на мемориальной стене, будет зримым свидетельством того почитания, которым окружен основатель Венгерского государства в Православной Церкви".

В заключение Владыка Илларион выразил надежду на то, что храм во имя святой мученицы царицы Александры, возрождаемый совместными усилиями русских и венгров, православных и католиков, "станет местом молитв о мире и любви между людьми, местом прикосновения к великому духовному наследию наших народов, местом возрождения человеческих душ к новой жизни во Христе".

Далее к собравшимся обратился эрцгерцог Михаил Габсбург, праправнук основателя храма Иосифа Габсбурга. Указав на особое значение храма Святой мученицы Царицы Александры для истории Венгрии и России, эрцгерцог сообщил о решении семьи Габсбургов перенести останки Великой Княгини Александры Павловны в крипту храма. До возобновления регулярных богослужений в храме и до окончания восстановительных работ этого было невозможно сделать, однако теперь такая возможность появилась, подчеркнул эрцгерцог.

Епископ доктор Габор Ладочи в своем выступлении сказал о духовном значении того скорбного пути, который выпал на долю династий Романовых и Габсбургов в XX веке, о значении христианского братолюбия и взаимной поддержки, особенно в моменты тяжелых испытаний для стран и народов.

По окончании торжеств Фондом русской церковной культуры был дан обед, на котором присутствовали высокие гости, клирики епархии и прихожане храма».

Эрцгерцог Иосиф

По кончине Августейшей супруги эрцгерцог Иосиф Антон 14 лет оставался в глубокой скорби и в полном одиночестве, и только по настоянию Дома Габсбургов в 1815 году браковенчался на принцессе Гермине Ангальт-Бернбург-Шаумбургской (1797 – 1817 гг.). Однако спустя два года он вновь овдовел, более двух лет вновь носил траур по второй венценосной супруге и в 1819 году женился в третий и последний раз, прожив 22 года до самой своей кончины с принцессой Марией Доротеей Вюртембергской (1797 – 1855 гг.), Августейшей двоюродной сестрой Великой Княжны Александры Павловны. В браке у эрцгерцога родилась единственная дочь принцесса Мария Генриетта Анна (1836 – 1902 гг.), ставшая державной супругой короля Бельгии и кавалера Леопольда II (1835 – 1909 гг.).

После кончины Великой Княжны Александры Павловны Российский Императорский Дом не вступал более в прямые родственные связи с Австрийским Габсбург-Лотарингским Императорским Домом.

В память о Великой Княгине

Прошел 61 год и в день (29 июля) 11 августа, когда явилась на свет Великая Княжна Александра Павловна, перестало биться сердце другой любимой дочери Императора Николая I Павловича Великой Княгини Александры Николаевны, названной в память о своей венценосной предшественницы.

В год когда не стало Великой Княгини Александры Павловны ее младшему брату, будущему Императору Николаю I Подвиголюбивому шел 5-й год от рождения. Но со временем, очевидно под влиянием Августейшей матери Вдовствующей Императрицы Марии I Феодоровны, тяжко переживавшей утрату любимой дочери, Государь, по рождению 12 (25) июня 1825 года третьей и самой младшей Августейшей дочери, даровал ей имя Александра в память о почившей державной сестре своей. Император не мог знать, что по воле Божией на 19-м году жизнь ее прервется при таких же обстоятельствах, как это случилось у ее Августейшей тети, да к тому же в день ее рождения!

Великая Княгиня Александра Николаевна

Младшая дочь Государя Императора Николая I Павловича и Императрицы Александры I Федоровны воспитывалась вместе с сестрами, Великими Княжнами Марией и Ольгой.

Воспитатели отмечали простоту и строгость обстановки, в которой жили Августейшие дочери Императора Павла I Петровича. Их покои на первом этаже Зимнего Дворца лишены были обычной роскоши. Любовь державных родителей никогда не переходила в неуместное баловство. Государь понимал, что замужество и переезд Августейших дочерей, как правило, в небогатые немецкие Дворы, могли стать резким контрастом с жизнью при Петербургском, самом пышном и великолепном Дворе Европы.

С раннего детства Великая Княжна отличалась редкой красотой и склонностью к музыке. В возрасте 10 лет она любила слушать сонаты и симфонии Л. Бетховена, а в 13 лет сама с редким пониманием исполняла классические пьесы. В 14 лет у Великой Княжны обнаружился замечательный голос, диапазон которого достигал трех полных октав! Император Николай I Павлович не только с охотой слушал пение Великой Княжны, но и сам исполнял с ней и фрейлиной Н.А.Бартеневой церковное трио. Императрица Александра I Феодоровна способствовала развитию вокального дарования дочери, приглашая к ней учителей пения из Италии. Одновременно с пением и музыкой Великая Княжна Александра Николаевна с увлечением и пониманием занималась литературой. 16 (29) января 1843 года с благословения Августейших родителей она венчалась с принцем Фридрихом Гессен-Кассельским (1826 – 1884 гг.), Августейшим сыном ландграфа Вильгельма Гессен-Кассельского, вероятного наследника Датского престола и получила от Государя титул Великой Княгини.

После торжественного бракосочетания молодожены остались жить в Зимнем Дворце, ибо державный родитель ее не мог расстаться с любимой дочерью. Однако вскоре после торжественной церемонии здоровье Великой Княжны резко ухудшилось: стала стремительно развиваться чахотка, симптомы которой обнаружились еще ранее.

Кончина Великой Княгини Великая Княгиня следуя незримому предназначению и как бы повторяя испытания своей державной родственницы преждевременно разрешилась от бремени принцем, умершим через несколько часов. Сама же она скончалась в тот же 29–й день июля 1844 года в Царском Селе 19-ти лет от роду. Она прожила в счастливом браке чуть более 16-ти месяцев.

Августейший брат Великой Княгини Александры Николаевны Великий Князь Константин Николаевич записал в дневнике о дне ее погребения в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга: «4 августа. Настал, наконец, тяжелый последний день. Не забуду я никогда, как гроб понесли, как Папа в полголоса сказал: «С Богом», как гроб медленно стал спускаться втихую могилу, как мы все бросили на него землю, как, наконец, я в последний раз взглянул на него в глубине могилы – и все исчезло с лица земли, что было Адини».

В память ее устроена была в Санкт-Петербурге Александрийская женская больница на Надеждинской улице, а при ней устроен образцовый приют с сиротским отделением для девочек.

Через 6 лет в 1850 году в Царском Селе установили великолепный памятник работы Витали, представляющий часовню со статуей великой княгини, держащей на руках младенца.

В тексте использован факты из книги В.Федотченко "Императорский Дом. Выдающиеся сановники". 11 августа 2004 г. г. Москва

«Сокровище Адини»

Великая княжна Александра Николаевна Романова (1825 - 1844).

В 1844-1845 гг. близ Коттеджа в Петергофе был установлен еще один памятник в виде мраморной скамьи с мраморным бюстом (И.П. Витали) - восстановлен в Нижнем парке Петергофа у Львиного каскада. В самом Коттедже, существует сохранившаяся мемориальная комната Адини.

Из дневников великого князя Константина Николаевича известно, что братья ежегодно справляли панихиду на могиле сестры.

В 1860 году, за несколько дней до смерти их матери, императрицы Александры Федоровны, образ Адини воспринимался еще обостреннее: «29 июля 1860. [...] Мы 4 брата были в крепости на панихиде Адини. Как-то ее кончина мне особенно и ясно пришла на память. И я много и отрадно плакал», - записал великий князь.

В 1861 году, после смерти Александры Федоровны, Александр II раздал альбомы, принадлежавшие вдовствующей императрице, своим братьям и сестрам. Константин Николаевич вновь отметил в дневнике: «Мне достались самые мои любимые [...] журналы Адини и, между прочим, ее причастный журнал, который я так страстно люблю. Я этому особенно счастлив».

Из духовного завещания императора Александра II, составленного в 1876 году, известно, что в его Кабинете в Зимнем дворце постоянно находилось три портрета младшей сестры - на рабочем столе, на стене и на «на дверях», а также картина, изображающая пуделя Гусара, написанная Адини.

Источники:

  • Выскочков Л.В. Очерки повседневной жизни царской семьи в конце XVIII - первой половине XIX вв. Альманах Екатерининский собор, вып. 3, 2009 год
  • Царскосельская мебель и ее коронованные владельцы. Альбом. Автор - составитель И.К. Ботт.-СПб.: Аврора, 2009.-256 с., ил.
Александра
Рождение после 1452 и до 1490-х (?)
Смерть 11 мая (1525-05-11 )
Место погребения Собор Покровского монастыря в Суздале
Род Рюриковичи (?)
Имя при рождении неизвестно
Отец Иван III Васильевич (?)
Мать Мария Борисовна или София Палеолог (?)
Вероисповедание православие

Источники

Надпись на её надгробии гласит:

«Лета 7033 (1525 года) преставися благоверная княжна инокиня Александра мая в 11 день, а погребена была в землю того же месяца в 21 день» .

Надпись об освящении Покровского собора, записанная в своё время суздальским протопопом Ананией Федоровым, дополняет эту информацию. Она гласит, что собор был освящен в 1514 году в присутствии инокини Александры, сестры великого князя Василия III Ивановича - очевидно, речь идет об одной и той же знатной насельнице монастыря.

На следующий год после смерти инокини Александры великий князь Василий III сослал в этот монастырь свою бесплодную жену Соломонию Сабурову .

Идентификация

Однако у Василия III не было известной сестры с подобной судьбой - все его полнородные сёстры (дочери от 2-го брака Ивана III с Софией Палеолог) либо умерли во младенчестве, либо были выданы замуж. У него был старший единокровный брат - сын Ивана III (ум. 1505) от 1-го брака с княжной Марией Борисовной Тверской - рано скончавшийся Иван Молодой (ум. 1490); его вдова Елена Волошанка (ум. 1505) и маленький сирота-сын Дмитрий Внук (ум. 1509) к 1500-м годам пали жертвой интриг Софьи Палеолог, в результате которых престол унаследовал Василий III. Предположительно, инокиня Александра может оказаться неизвестной из других источников полнородной сестрой Ивана Молодого и единокровной - Василия III, сосланной в монастырь из-за победы Софьи Палеолог. (В этом случае её дата рождения приходится после 1452 года до 22 апреля 1467 года - дат брака и смерти Марии Борисовны Тверской).