Традиции самураев. Кто такой самурай? Японский самурай: кодекс, оружие, обычаи
Понятие "Самураи " с древне-японского языка переводится как "служение кому-либо из высшего аристократического сословия" или как "защита хозяина". Изначально в Японии словом «Самурай » обозначали просто обычных слуг аристократов - феодалов. Главной задачей самурая – была охрана господина и его имущества от опасности и врагов.
Известный нам сейчас, класс самураев стал формироваться всего лишь в VII-VIII веках. К середине VII века в древней Японии активно формировалось молодое феодально-монархическое государство. Земельные наделы из общинного владения начали активно переходить в частное владение феодалов. С увеличением и усилением крупнейших феодальных поместий, более слабые помещики со временем переходили под протекцию и покровительство более крупных помещиков.
Вместе с протекцией все мелкие феодалы обременялись обязанностью воинской службы своему новому хозяину (Сюзерену). Из таких подданных формировалась феодальная армия "дворовых самураев". Со временем "дворовые самураи " переродились в самураев нового вида - вооруженных слуг. Теперь их главной целью становится охрана господина и его владений. За службу верой и правдой самураи получали вознаграждение (зарплату) в виде крова и пищи , а за самые выдающиеся заслуги могли получить и собственные участки земли.
Еще одним из поводов формирования нового сословия воинов были непрекращающиеся военные столкновения с «Айнами» - потомками древнейшего населения Японских островов. Для протекции собственных границ во второй половине VII века были сформированы специализированные военные отряды из богатых крестьян, "мастеров в стрельбе из лука и великолепных наездников" . Позже в северо-восточной части страны с этой же целью появились первые военные крепости, их гарнизон состоял из так называемых "неудобных "людей.
Помимо этого, около границы постоянно курсировали мелкие отряды беглых крестьян, скрываясь от своих хозяев и пытающихся захватить земли Айнов. Постепенно правительство даже стало стимулировать миграцию на север страны безземельных крестьян. Такие крестьяне, получали от правительства оружие и могли успешно воевать с неугодными правительству Айнами.
Все эти меры стимулировали начало формирования на севере страны о. Хонсю самурайской прослойки . Местные помещики создавали личные самурайские дружины . Эти отряды участвовали в непрекращающихся стычках с аборигенами. В X-XII веках по причине большого числа междоусобных войн, которые были вызваны в основном борьбой за власть и территориальное доминирование, сословие самураев окончательно оформилось в сословие мелкого служилого дворянства.
В 1192 году глава одного из крупнейших и богатейших феодальных кланов Минамото получил титул сегуна . Столица его дома была перенесена в город Камамура на восток острова Хонсю. В результате этого появилась новая система управления - сегунат, напоминающей по своей сути военную диктатуру. При данных условиях власть Императора носила лишь формальный характер. Реальным правителем Японии являлся сегун. С тех пор самураями стало именоваться все военное дворянство Японии, вместе с самим сегуном. Верхушка пирамиды власти состояла из феодалов, являющимися крупнейшими землевладельцами. За ними стояли самураи из низкого и среднего сословия. Различия между самураями строились негласно на основании размера богатств.
Вначале Минамото разделил всех самураев первого сегуната на 2 группы. Одна была составлена из воинов, подчинявшихся напрямую Минамото, другая же группа несла службу у императорского дворца и храмов. В период царства эпохи постоянных военных стычек и конфликтов военное дело отделилось от земледелия полностью и бесповоротно. Владельцев земель теперь интересовало только одно, а именно - чтобы крестьяне работали и платили во время ренту. Главным родом деятельности самурая становиться война и военная служба. Помимо самих самураев в большинстве военных действий принимали участие и крестьяне, выполняющие обязанности слуг и оруженосцев.
Во второй половине XIII века Япония возникла новая опасность - монгольское вторжение . Два раза (в 1272 и 1281 годах) монголы, под предводительством Хубилая – одним из внуков Чингисхана , пытались вторгнуться на территорию Японии, чтобы колонизировать её и сделать частью своих территорий. Обе попытки вторжения потерпели неудачу. Корабли монголов тонули от небывалых по силе ураганов, получивших прозвище "Ками-кадзе" ("Божественный ветер").
К берегам Японии смогли доплыть лишь небольшие отдельные части армии Хубилая . Тем не менее и они представляли большую угрозу, но разрозненные и лишенные поддержки остатки армии монголов были разгромлены самурайскими отрядами. Во время нашествия Хубилая самураи познали новые стратегии ведения боя. Монгольские дружины, под единым командованием, ловко использовали стратегию окружений и обходных маневров, применяли огнестрельное оружие, ранее незнакомое японцам (с помощью огнестрельного оружия монголам удалось разрушить часть военных укреплений японцев, расположенных на побережье).
Война с монголам и послужила причиной реорганизации военных сил. Из-за необходимости высокой маневренности во время боя, военное снаряжение стали изготовлять в более легком варианте. Вторжение монголов, потребовало мобилизации всех ресурсов государства и поэтому стало причиной временного ослабления самурайства. Финансовые трудности привели к тому, что самураи низкого сословия перестали получать оплату от своих хозяев, но должны были продолжать службу за собственные средства.
В XV веке Япония на длительный период погружается в состояние всеобъемлющего хаоса и беспорядка. В начале XV века почти на всех ее территориях идут военные беспорядки. Огромное число междоусобных конфликтов привело к деградации земледелия. С приходом XVI века в средневековой Японии начинается самый трудный период – смута и хаос захватывают все сферы жизни людей. Период с 1507 по 1573 год известен под именем "период сражающихся областей". Каждый сражался против каждого...
И только с наступлением XVII века в Японии период войны сменяется миром. Главной причиной примирения послужило политическое объединение Японии, основная заслуга в котором принадлежит Токугава Иэясу , провозгласившего себя новым сегуном в 1603 году. Сегун Токугава наложил запрет на ведение аристократами междоусобных войн, а также на возможность выступать против его власти. Одним из инструментов власти стало появление института заложничества , законопроект, регулирующий правила выдачи ссуд феодалам , для влияния на них за счет финансовой контроля, а также закрытие Японии для иноземцев для того, чтобы отрезать возможность появления внешних стимулов, которые смогли бы вызвать беспорядки в стране.
Сегун запрещал самураям торговать товарами, заниматься ремеслами и ростовщическим делом , все это стало осуждаться в качестве занятия для благородного человека. Но чтобы сделать жизнь самурая экономически более стабильной, сегунское правительство освободило их от налогов. Закон ревностно оберегал честь самурая. Так, один из постулатов гласил: "Если любой человек из низшего сословия, например, горожанин или крестьянин, будет виновен в нанесении оскорбления самурая своей речью или неуважительным поведением, его можно тут же зарубить".
Описание взаимоотношений самураев и низших сословий было зафиксировано в официальном документе, следующим постулатом: "Все нарушения должны быть наказуемы в соответствии с сословным статусом" . По факту, это означало, что нарушения, которые считались легким проступком для самурая, могли стать причиной смертной казни для крестьянина. Но обратной стороной таких правил было то, что самурай должен быть лишен жизни за такой проступок, который для крестьянина не был смертным преступлением. К примеру, если самурай не выполнял приказ господина или нарушал данного собой слова, он сразу же был обязан совершить ритуальное самоубийство ("харакири").
В эпоху 3 сегуна сословие самураев начало утрачивать свое первоначальное значение. Причиной этому послужил упадок феодального строя , что, в свою очередь, привело к грубым нарушениям феодальных законов и традиций. Так, например, продажа оружия, воинских доспехов стало обычным явлением и, эта торговля полностью разрушила традицию, что продажа оружия возможна только сословию самураев. В условиях прекращения междоусобиц содержание самураев становилось непосильной обузой для крупных землевладельцев .
В начале второй половины XIX века разложение самурайского сословья достигло своего апогея. Стерлась система классового разделения жителей Японии на высшие и низшие сословия. После принудительного "открытия" Японии для торговли с внешним миром, такими странами как Америка и страны Европы, традиционная система натурального хозяйства страны восходящего солнца была почти полностью уничтожена. По сути, можно с уверенностью сказать, что самураи, которые как сословие оформились на заре раннего средневековья, стали новой силой развивавшегося феодализма, но по мере того, как Япония развивалась по направлению к капиталистическому строю, самураи потеряли свои позиции и влияние. Но все же, что представлял собой самураи в период междоусобных войн XII-XVI столетий , когда они еще были грозной силой и имели безграничное влияние на государственное устройство?
Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству . Сын, идя по стопам своего отца – самурая, также автоматически становился профессиональным военным. Он продолжал служить в том же феодальном клане, членом которого был и его отец. Главной задачей для учителей «новоиспеченного» самурая было формирование в нем комплекса традиционных особенностей, считавшихся необходимыми в жизни воина. Самурай просто обязан был быть физически развитым воином, владеющим в абсолютной степени боевым искусством и вооруженным знанием моральных устоев своего клана.
Сын самурая уже с пеленок окружался исключительной заботой и вниманием. Особое значение имел первый сын, так как он по праву становился наследником всего дома и всего состояния семьи. В добавок к этому, он наследовал и имя отца-воина . Через пару дней после рождения ребенка в дом самурая приходила его родня. Они приносили с собой подарки будущему наследнику. Среди этих подарков обязательным атрибутом были два веера , которые по форме были похожи на два меча воина. По прошествии нескольких лет сын самурая получал в подарок более серьезный подарок -один или два деревянных меча. Во время ежегодных праздников мальчиков родители выставляли миниатюрные доспехи, оружие и знамена (Ума-дзируси) . Этими ритуалами родители и родня стремились воспитать в будущем самурае уважение к военному делу и его атрибутам.
Огромное влияние на формирование морали и духовности молодых самураев имело учение Конфуция (конфуцианство) . Его главные постулаты говорили о том, что дети обязаны вести себя по отношению к родителям с большим почтением, уважением и кротостью, полностью подчиняться их воле и ни в коем случае не огорчать их и беспокоить своим поведением и словами. Эти постулаты не менялись даже, если родители были нехорошими людьми и плохо относились к своим чадам. Ребенок всегда обязан был пожертвовать своими интересами в пользу своих родителей. Детям частенько начитывали конфуцианские трактаты, пропитанные нравоучительными рассказами и притчами. Так, в одной истории говорилось про то, как маленький мальчик лег в мороз на лед замерзшего озера, чтобы теплом собственного тела растопить лед и поймать рыбы для своей мачехи.
Но, все-таки, главным пунктом морального воспитания самурайской молодежи было взращивания в личности абсолютной верности государю , который фактически считался отцом воина.
Еще с большим почтением, чем к родителям, начинающий юный самурай относился к своему учителю и наставнику. Ни один его приказ не обсуждался и выполнялся мгновенно. Интересный факт, но за обучение вознаградить своего учителя деньгами или другими ценностями было запрещено. Ученик до конца жизни обязан почитать и превозносить своего наставника и всегда хранить в сердце и разуме верность ему. Для формирования бесстрашия в душе молого воина, отец частенько приказывал юному самураю ходить по ночам на кладбище , где по народным поверьям обитала темная сила. Юные самураи частенько были свидетелями публичных наказаний и казней тоже в воспитательных целях. Юных самураев периодически изнуряли бессонными ночами и тяжелой работой, чтобы закалить их силу воли. К тому же это воспитывало такой навык как терпение и выносливость, которые считались также важными ключами к победе в бою.
Но чтобы стать окончательно сформировавшимся воином походов на кладбище и бессонных ночей не достаточно, по этому, молодому самураю нужно было в совершенстве овладеть техникой фехтования, обращения с копьем, стрельбы из лука, а также владеть приемами джиу-джитсу. Молодые подростки из самурайских семей высшего сословия помимо всех вышеперечисленных навыков должны были быть великолепными наездниками.
У каждого клана, при дворе крупного помещика для этой цели были построены специальные фехтовальные залы , площадки для физкультурных упражнений и отработки техники стрельбы из лука. Процесс обучения в этих специальных школах продолжался от 8 до 15 лет. Одним из важных навыков считалось способность плавать в полном боевом снаряжении и с оружием. Существовал целый ряд школ, специализировавшихся на обучении различным техникам плавания. Наставники школы Кобори обучали воинов плавать в полном снаряжении. При этом самурай обязан был держать верхнюю часть туловища как можно выше над водой. Такая техника позволяла вести успешную стрельбу из лука. В школе Суито обучали прыжкам в воду, глубина которой обычно не превышала 1 м, с большой высоты. Главным навыком, которому учили в школе Синден, было плавание и ныряние со связанными руками и ногами, а также борьба с противниками по захвату его плавательных средств (например, лодки). Существовало огромное количество других школ со своей спецификой. Были даже такие, где воины учились плавать в штормовом океане, стрельбе из воды, борьбе с противником в воде, преодолению опасных и сильных течений, водоворотов и больших волн, освобождению рук и ног от вьющихся водорослей и др. Кодекс чести самурая - бусидо требовал, чтобы воин не только владел боевыми искусствами, но и знал историю, литературу, а также был знаком с секретами каллиграфии.
По достижению 15 летнего возраста обучение юного воина считалось завершенным. В день его «воинского совершеннолетия» молодому самураю дарили настоящие боевые мечи . С этими мечами самурай шел через всю жизнь и расставался только на смертном одре. Дочерям воинов в дар преподносили короткий кинжал – это демонстрировало принадлежность женщины к сословию воинов. Юному воину впервые в жизни делали прическу настоящего самурая: сбривали волосы у лба, а на макушке завязывали узел волос. Юноша впервые одевался как взрослый самурай – надевал широкие шаровары, похожие на юбку. Первое торжественное одевание представляло собой настоящий семейный праздник, который обязательно сопровождался торжественным посещением храма божества - покровителя рода юного самурая. После прохождения торжественных обрядов и получения боевых мечей, молодой воин обретал полную свободу действий и определенную независимость. Молодой самурай только теперь считался полноправным членом своей касты.
В бою воина защищали не только его боевые навыки, но и военное снаряжение. Если сравнить доспехи японских самураев с европейскими доспехами, то в глаза бросается то, что, в отличие от европейских, военные доспехи японских самураев на протяжении долгих веков оставалась практически неизменными.
Доспехи самураев были очень удобными. Они собирались из отдельных пластин, которые между собой связывались с помощью шелковых шнурков. Такие доспехи позволяли самураю двигаться легко, гибко и с достаточным комфортом. Такая конструкция позволяла достаточно легко приспособить их к любой фигуре воина , в сравнении с теми же европейскими латами рыцарей, которые производились по индивидуальному заказу и меркам. Именно благодаря такому свойству японские доспехи с легкостью передавались по наследству от отца к сыну, из поколения в поколения, и могли служить семье несколько десятилетий, а то и дольше.
В базовый комплект самурайской военной амуниции обычно входило следующее: шлем, полумаска с прикрепленными к ней пластинами для защиты шеи, панцирь, наплечники, нарукавники, набедренник, наголенники и обувь. Шлем изготавливался из вертикальных склепанных между собой железных полос. Сзади к шлему подсоединялись горизонтальные пластины, защищавшие шею воина. На верхнюю из этих пластин, выдвигавшуюся вперед, воины крепили свои фамильные гербы. На передней части шлема с помощью металлических клепок фиксировался козырек для защиты глаз и две мотыгообразные направляющие, задачей которых было ослабление силы, направленных в голову ударов мечей.
Металлическая полумаска (иногда забрало) защищала лицо самурая от мечей и стрел. Чаще всего маски раскрашивались, чтобы походить на человеческое лицо. Но для создания устрашающего эффекта на противника они приобретали рядом черт, создающих омерзительное впечатление (например, оскаленный рот). Панцирь состоял из двух основных частей: большой кованой металлической пластины и части, защищающей спину. Спинная защита крепко соединялась только с передней левой пластиной и была разъединена справа. Обе части крепко связывались с помощью толстых шелковых шнурков. Иногда и грудную пластину обшивали тканью, к которой крепили поперечные железные пластины. Цвет этих пластин и соединявших их шнуров был различным у самураев разных феодальных каст, что служило характерным инструментом отличия своих воинов от воинов противника. Спереди, на уровне ключиц, к панцирю прикреплялись пластины с гербами. Наплечники охраняли плечи воина. Они имели четырехугольную форму и состояли из нескольких продольных пластин, также скрепленных шелковыми шнурками. Латные нарукавники защищали от вражеских ударов предплечья. Нижняя часть закрывалась набедренной защитой , которая представляла собой своеобразный передник раздвоенный посередине. Верхняя часть набедренной защиты делали, как правило, из материи или замши, потому что к нему вплотную прижималась нижняя часть панциря. В отличие от верхней части набедренника его низ внешне больше напоминал кольчугу с прикрепленными к ней неизменными металлическими пластинами. Ноги от колена до щиколотки прикрывались наголенниками . Обувь изготавливалась из кожи и шкур и удерживалась на ногах при помощи кожаных или шелковых ремней.
Вся амуниция воина хранилась в специфическом сундуке для доспехов . Боевой шлем самураи одевали только перед началом сражения. Иногда в процессе битвы самураи использовали свой шлем в качестве щита от стрел , снимая его и беря в руку.
Настоящие боевые щиты практически не использовались в Японии, поскольку основное оружие самурая это - двуручный меч - катана, орудование которым требовало занятости обоих рук. У всех самураев также обязательно при себе был боевой веер . Его использовали для подачи визуальных сигналов, позволяющих скоординировать передвижения войск в бою. Помимо этого, веер при жаре применялся воинами для обмахивания и охлаждения. Также кроме стандартного веера у самураев высшего ранга был еще и специальный веер, используемый в качестве командирского жезла. Этот веер был изготовленный из метала и мог использоваться как оружие во время боя.
У Самураев из конных отрядов, ко всему прочему, имелась еще и специальная накидка . Этот плащ, длинной, примерно, около 2х метров, шился из специальной ткани. Этот плащ крепился на шлеме и талии воина и служил защитой от стрел, выпускаемых врагом в спину. Подобные плащи нигде за приделами Японии не встречались. Собственное обмундирование было и у боевого коня самурая. Его окутывали толстыми шкурами диких животных. Бывало также, что тело лощадей защищали с помощью специфической попоны или кольчуги.
Как правило, любая битва начиналась с атаки из лука . И только потом начинались ближние бои, где в ход уже шли копья и мечи. Как уже писалось ранее, меч для самурая был главным оружием и ценностью. Будучи основным инструментом труда для самурая, меч, в дополнение к этому, также являлся символом касты воинов. Даже очень бедный воин способен был владеть мечом, представляющим огромную ценность, поскольку считалось, что такие вещи как: доблесть, честь и храбрость, которые меч олицетворял – стоят больше чем все материальные богатства мира. Древний японский меч («Кэн»)- был заточен с обеих сторон и крепился за спиной по диагонали. В бою самурай удерживал его двумя руками. Со временем технология заточки изменилась, и меч уже начали затачивать только с одной стороны. К VII веку меч приобрел новую форму, а именно - его стали делать с легким изгибом. Именно эти клинки мы знаем как "японские мечи", потому что это они дошли до наших дней без изменения формы, которая оружейники установили, как идеальную.
Японские клинки мог производить только человек, который принадлежал к феодальному сословию , то есть даже само производство мечей носило аристократичный характер. Вследствие чего, мечи, чаще всего, изготавливали люди, связанные с самураями или придворными родственными связями. Изготовление меча было настоящим ритуалом, к примеру, перед тем как японский кузнец начинал ковку клинка, он совершал обряд очищения своего тела. Затем перед специальным алтарем кузнец морально готовился к предстоящей работе, чтобы заложить основу для успеха процесса. Производство клинков было очень сложным предприятием. Технология производства предусматривала проковку, вытягивание и следовавшее за этим многократное складывание и новую проковку полос металла. В конечном итоге, получался тонкий брус метала, состоящий из бесконечно возможного числа слоев, наслоенных друг на друга. Подобная технология приводила к тому, процесс ковки боевого меча мог затянуться до десяти лет, потому что число таких слоев могло достигать нескольких миллионов. По окончанию производства меч шлифовали и закаляли. Подобные мечи ничем не уступали дамасским. А иногда и превосходили их, и считались лучшими на всем Дальнем Востоке. Остроту клинка часто тестировали на трупах павших врагов. Опытный самурай, обладавший хорошим мечом, мог одним ударом перерубить три положенных друг на друга трупа.
Традиция носить самураями два меча одновременно сформировалась во времена возвышения сегунов Асикага. К тому моменту все представители касты самураев имели право носить меч. В самом начале, основная функция второй меча была – это просто быть запасным мечом, но впоследствии это превратилось в особый обычай ношения одновременно двух мечей. Самый большой из двух мечей именовался - катана (или дайто), а маленький - вакизаси (или сето). Помимо двух основных мечей воины иногда имели и третий меч – танто , который на самом деле был аналогом кинжала. Правила ношения меча для самураев были строго регламентированы специальными законами. Нарушение подобных правил каралось смертью, поскольку смыть подобный позор можно было только кровью. Например, зайти в дом воина с мечом мог только главнокомандующий клана или воин выше хозяина рангом в сословии . Находясь в доме, гость отдавал свой меч хозяину, а хозяин в свою очередь клал этот меч рядом с гостем на специальную подставку.
Обнажать меч строго воспрещалось , это можно было сделать только с разрешения и только в том случае, если хозяин меча хотел продемонстрировать его лезвие, как произведение искусства. Но даже при наличии разрешения для того, чтобы продемонстрировать лезвие меча, правила требовали того, чтобы владелец обнажал лишь его часть, располагавшуюся у основания грифа, рядом с Цубой. Если же самурай хотел продемонстрировать весь меч, то он отдавал его в руки друга, и тот уже самостоятельно, с многочисленными извинениями, по правилам этикета доставал меч из ножен. Обнаженный на улице клинок, как и любое другое холодное оружие, говорил о том, что дружбы между самураями больше нет и они теперь враги. Самурай ни при каких обстоятельствах не расставался со своим клинком и держал его рядом с собой в максимально легкодоступном месте. Еще одним распространённым видом оружия у самураев был лук , который имел отличную от западноевропейской форму. Место для стрельбы располагалось не в середине, а немного ниже центра лука.
Самурайские стрелы имели разную форму, в зависимости от того для каких целей они использовались . У боевых стрел были металлические наконечники , у тренировочных стрел наконечники изготавливались из костей, рога и дерева . Специальный наконечник был у сигнальных стрел , поскольку основной их функцией был сигнал о начале боя о начале боя. При полете эта сигнальная стрела громко свистела. Помимо стандартных стрел каждый воин-самурай носил с собой и особую "родовую стрелу" . На такие стрелы специальной техникой наносили имя владельца, и именно по такой стреле опознавали убитого воина на поле сражения. И её же забирал победитель, как военный трофей, свидетельствовавший о победе в бою.
В постоянных феодальных сражениях самураи также использовали и копья . Конница была вооружена специальными укороченными копьями , а пехота удлинёнными, размером до 4-6 метров. Еще одним видом оружия, которым помимо самураев пользовались монахи и даже женщины, были алебарды. Дочерей самураев тренировали искусству боя именно с применением этого оружия. Примерно с начала XVI века в войсках феодалов появилось первое огнестрельное оружие - пушки и ружья. Но, несмотря на появления огнестрельного вооружения, традиционные меч и лук не были вытеснены и еще очень долго оставались на вооружении воинов.
Изготовляли из множества пластин, плотно пришнурованных друг к другу.
История
Зарождение
Самурайство зародилось в результате реформ Тайка 646 года которые были проведены как попытка перенять политическую, бюрократическую и военную структуру династии Тан . Наибольший же толчок к развитию даймё и самураев как класса дал император Камму в конце VIII - начале IX века, обратившись за помощью к региональным кланам в борьбе против айнов .
В X-XII веках в процессе феодальных междоусобиц окончательно оформились владетельные роды, предводительствовавшие значительными военными силами, которые лишь номинально числились на императорской службе. К тому времени сложились и устои неписаного морального кодекса самурая «Путь лука и скакуна» («Кюба-но мити»), позже превратившегося в свод заповедей «Путь Воина» («Бусидо»). Также в этот период появилось сословие мелкого дворянства гокэнин .
Начало выделения самураев как особого сословия обычно датируется периодом правления в Японии феодального дома Минамото (1192-1333). Предшествовавшая этому затяжная и кровопролитная гражданская война (т. н. «Смута Гэмпэй ») между феодальными домами Тайра и Минамото создала предпосылки для установления сёгуната - правления самурайского сословия с верховным военачальником (сёгуном) во главе.
Золотой Век
Эпоха междоусобных войн
Со временем военные губернаторы становились всё более независимыми от сёгуната. Они превращались в крупных феодалов, сосредотачивая в своих руках богатые земельные наделы. Особенно усилились дома юго-западных провинций Японии, которые значительно увеличили свои вооружённые силы.
Кроме того, благодаря оживлённой торговле с Китаем и Кореей феодалы западных и юго-западных провинций, откуда она в основном велась, значительно обогатились. Камакурский сёгунат, не желая мириться с усилением отдельных самурайских домов, препятствовал торговой деятельности феодалов, что послужило одним из поводов для возникновения оппозиционных настроений по отношению к Камакурскому сёгунату среди самурайских домов.
В результате Камакурский сёгунат был низложен, а титул сёгуна перешёл к представителям дома Асикага. Первым сёгуном новой династии стал Асикага Такаудзи. Глава нового сёгуната оставил разрушенную во время междоусобицы прежнюю ставку бакуфу - Камакура - и вместе со всем правительством переехал в императорскую столицу Киото . Попав в Киото, сёгун и влиятельные самураи, для того, чтобы сравняться с кичливой придворной знатью, начали строить себе великолепные дворцы и постепенно погрязли в роскоши, безделье, интригах императорского двора и начали пренебрегать государственными делами.
Ослаблением централизованной власти немедленно воспользовались военные губернаторы провинций. Они формировали собственные отряды самураев, с которыми нападали на своих соседей, видя в каждом врага, пока, наконец, в стране не вспыхнула полномасштабная гражданская война.
Последняя фаза этой войны в средневековых хрониках именуется «эпоха сражающихся провинций» . Длилась она с 1478 по 1577 гг.
В середине XVI века казалось, что империя, сотрясаемая гражданской войной, развалится на отдельные государства, но даймё провинции Овара (в центральной части острова Хонсю) по имени Ода Нобунага удалось положить начало процессу нового объединения страны. Совершив несколько удачных военных походов против крупных феодалов и разгромив некоторые буддистские монастыри, участвовавшие в междоусобных войнах, Ода Нобунага смог подчинить своей власти центр страны с императорской столицей Киото. В 1573 году он сверг Асикага Ёсиаки , последнего сёгуна из семьи Асикага. В 1583 году в одном из храмов Киото Нобунага совершил сэппуку , чтобы избежать пленения армией предавшего его генерала.
Дело объединения страны продолжил один из самых способных генералов Нобунаги - Тоётоми Хидэёси , необразованный, тщеславный, но смышлёный и волевой выходец из крестьянских низов. Он продолжил дело своего покровителя с беспощадной решимостью и уже к 1588 году фактически объединил страну. При Хидэёси простолюдинов, набранных в пехоту асигару , включили в самурайское сословие.
В эпоху междоусобных войн произошло некоторое размывание границ сословия, так как удачливый простолюдин мог, подобно Тоётоми Хидэёси, не просто стать самураем, а сделать головокружительную карьеру (сам Тоётоми Хидэёси, будучи сыном простого крестьянина, не мог стать сёгуном, но был им без титула). Размыванию границ сословия также способствовало то, что многие полководцы в ту эпоху использовали в качестве вспомогательных воинских сил непрофессиональных солдат, завербованных из крестьянских семей. Ещё более подорвали систему традиционного самурайства законы о рекрутских повинностях, введённые Ода Нобунага.
Однако уже при Тоётоми Хидэёси размывание самурайского сословия было временно приостановлено. Хидэёси особыми эдиктами подтвердил привилегии самураев и наложил запрет на отходничество крестьян. Указом от 1588 года простолюдинам было строго запрещено владеть оружием. Началась так называемая «охота за мечами », в ходе которой крестьян разоружили.
В 1598 году Хидэёси умер, оставив власть своему несовершеннолетнему сыну, вместо которого государственными делами должен был руководить регентский совет. Именно из этого круга вскоре выделился человек, завершивший объединение страны установлением единовластия - Токугава Иэясу . Он избрал своей резиденцией город Эдо (ныне Токио), хитростью и силой устранил сына Хидэёси и провозгласил себя сёгуном, положив начало сёгунату Токугава , эпоха которого продолжалась более двухсот пятидесяти лет.
Закат
Сословие самураев получило чёткое оформление во время правления в Японии сёгунов из феодального дома Токугава (1603-1867). Наиболее привилегированный слой самураев в это время составляли так называемые хатамото (буквально - «под знаменем»), являвшиеся непосредственными вассалами сёгуна. Хатамото в своём большинстве занимали положение служивого слоя в личных владениях сёгуна. Основная масса самураев являлась вассалами князей (даймё); чаще всего они не имели земли, а получали от князя жалование рисом .
Бусидо
Этический кодекс поведения самурая в средневековой Японии. Кодекс появился в период XI-XIV веков и был формализован в первые годы сёгуната Токугава.
Если самурай не выполнял правила поведения, его с позором выгоняли из рядов самураев, либо он совершал харакири .
См. также
- Сакимори - солдаты охранных войск в древней Японии VII-X веков
- Пэтин (en:Pechin) - аристократия и дворянство Окинавы, иногда формально именовавшееся «самураями»
Напишите отзыв о статье "Самурай"
Примечания
Литература
- Stephen Turnbull. The Samurai: A Military History. - Routledge, 1996. - ISBN 978-1873410387 .
Ссылки
- - «Вокруг Света »
- - «Вокруг Света »
- - «Вокруг Света »
Отрывок, характеризующий Самурай
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n"avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C"est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n"avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n"ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu"est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n"etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Традиции самураев
Самурайство зародилось в результате реформ Тайка в VII веке, а толчок к развитию самураев как класса дал император Камму в конце VIII - начале IX века. Сословие получило чёткое оформление во время правления в Японии сёгунов из феодального дома Токугава (1603-1867).
Наиболее привилегированный слой самураев составляли так называемые хатамото (буквально - «под знаменем»), являвшиеся непосредственными вассала мисёгуна. Основная масса самураев являлась вассалами князей (даймё). Чаще всего они не имели земли, а получали от князя жалование рисом.
Основная масса самураев
получала жалование рисом
Кодекс поведения самурая Бусидо был проникнут духом беспрекословного подчинения господину и презрения к смерти. В его основе - принципы буддизма и синтоизма, а также учения Конфуция и Мэн-цзы.
Бусидо требовал: беспрекословной верности феодалу; признания военного дела единственным занятием, достойным самурая; самоубийства в случаях, когда опозорена честь самурая; включал запрет лжи и привязанности к деньгам.
Духовный смысл учения Бусидо - в том, что воин должен жить, осознавая, что он может умереть в любой момент, что нужно ценить каждую минуту, проведённую при жизни, потому что она может оказаться последней. Только человек, готовый к смерти, может жить, видя этот мир в полном цвете, посвящая весь свой досуг саморазвитию и помощи ближним.
Самурай должен жить, осознавая,
что он может умереть в любой момент
Законодательство разрешало самураю безнаказанно убивать на месте простолюдина, который неприличествующим образом ведёт себя по отношению к членам военного класса. В период правления дома Токугава, когда внутренние феодальные войны были прекращены, военные отряды самураев использовались, главным образом, для подавления крестьянских восстаний.
Самурай мог безнаказанно
убивать простолюдинов
Могущество самурая определялось доходом от пожалованных ему земель. Чем больше был этот доход, тем больший отряд мог привести самурай в армию господина. Пожалованные земли не воспринимались как реальная собственность самурая. Они могли быть легко отняты или переданы другому воину
От всех прочих самураи отличались двумя вещами - особой прической с выбритым лбом и зачесанными назад волосами и правом носить два меча - большой и малый.
Считалось, что настоящий самурай не оставит своего господина ни при каких обстоятельствах. Даже в том случае, если число его вассалов сократится со ста до одного. Мало того, эти воины не позволяли себе спать, лежа ногами в сторону резиденции своего господина.
А если самурай сквозь сон слышал, что кто-то поблизости произносит имя его господина, он должен был немедленно встать, одеться и слушать дальше уже почтительно, стоя в полном боевом облачении.
Идеал, перенятый японцами из Китая, предписывал воину сочетать в себе два начала: боевой дух и ученость. Считалось, что обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая. Не говоря уже о необходимости изучения наук, воин должен использовать досуг для упражнений в поэзии и постижения чайной церемонии. Возле своего дома самурай может соорудить скромный чайный павильон.
Люди, сотнями рубившие головы на поле боя, в тиши чайной комнаты отрешались от своих свирепых подвигов, становясь утонченными мастерами чайной церемонии. Кроме того, самураи увлекались поэзией, искусством составления букетов и любили театр. В свободное от военной службы время самураи музицировали, играя на лютне.
Будущих самураев растили бесстрашными и смелыми, другими словами, развивали в них качества, которые считались в среде самураев самыми главными добродетелями, при которых воин мог пренебречь своей собственной жизнью ради жизни другого.
Такой характер развивался чтением рассказов и историй о храбрости и воинственности легендарных героев, знаменитых военачальников и самураев, просмотром театральных представлений.
Нередко отец приказывал будущему воину для развития смелости отправляться ночью на кладбище или место, известное своей дурной славой (где «водилась» нечистая сила и т. д.).
Практиковалось посещение мальчиками публичных наказаний и казней, а также ночной осмотр отрубленных голов преступников, на которых сын самурая должен был оставить свой знак, доказывающий, что он действительно приходил на указанное ему место.
Чтобы развить у молодёжи терпение и выносливость, сыновей воинов заставляли исполнять непосильно тяжёлые работы, проводить ночи без сна (во время праздников богов учения), ходить босиком зимой, рано вставать и т. д. Ненамеренное же лишение пищи считалось полезным.
Ритуальные самоубийства при бесчестье (сэппуку) и вослед скончавшемуся господину (цуйфуку) были распространённой и уважаемой практикой, которую поддерживало буддийское учение о перерождении душ. Ритуал был строго канонизирован и преподавался с детства, отступления считались позором.
Если позволяли обстоятельства, самурай подходил к этому без спешки, завершив дела, попрощавшись с близкими и оставив о себе светлую память своими последними деяниями. Количество самоубийств в определённые периоды достигало таких величин, что в XVIII в. был введён официальный запрет на них, чтобы предотвратить самоистребление самурайства.
Сэппуку состояло в том, что самоубийца прорезал живот поперёк, от левого бока до правого или, по другому способу, прорезал его дважды: сначала горизонтально от левого бока к правому, а потом вертикально от диафрагмы до пупка.
Впоследствии, когда сэппуку распространилось и стало применяться в качестве привилегированной смертной казни, для него был выработан особый сложный ритуал. Обезглавливание производилось тогда, когда тело самоубийцы начинало клониться вперёд.
Самурай стоически терпел мучения, показывая силу своего духа (хара), и как только тело качнётся - взмах меча обрывал его жизнь.
Среди самураев были распространены
гомосексуальные отношения
В самурайской среде со средних веков до XIX века было распространено сюдо - гомосексуальные отношения между взрослым мужчиной и юношей. Практика сюдо пользовалась большим уважением и поощрялась.
Считалось, что сюдо благотворно действует на юношей, уча их достоинству, честности, чувству прекрасного. Сюдо противопоставлялось женской любви, которую обвиняли в «размягчении» мужчины.
С началом эпохи Мэйдзи и ростом влияния западной культуры христианская мораль начала влиять на культуру Японии и привела к практическому исчезновению регламентированных гомосексуальных отношений к концу XIX века.
Процесс внутреннего распада сословия самураев усилился с середины XVIII века. Развитие мануфактурного производства и усиление городской буржуазии приводили к постепенному экономическому вырождению самурайства. Всё больше самураев попадало в долговую зависимость от ростовщиков.
Значительная часть самураев после аграрных законов 1872-1873 стала «новых помещиков», получив права на землю. Из среды бывших самураев пополнялись кадры чиновников, из них состоял в основном офицерский состав армии и флота.
Кодекс Бусидо, прославление самурайской доблести и традиций, культ войны - всё это стало составной частью идеологии милитаристской Японии до начала Второй мировой войны.
Термин «самурай» иногда применялся для обозначения служащих японской армии, однако после ликвидации вооруженных сил Японии после Второй Мировой войны он окончательно ушел в историю.
Самураи - самое известное сословие в Японии. Их основная обязанность - служить своему хозяину. Они не были отрядом спецназа или малой кастой японской знати. Во времена своего наивысшего могущества самураем, по оценкам специалистов, был каждый 10 житель страны восходящего солнца. Доблестные воины жили по собственному этическому кодексу Бусидо, а внешний вид, навыки, вооружение определялось вековыми традициями. О них в нашей новой подборке.
Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев. Боец имел при себе длинный и короткий мечи.
Этикет требовал сдавать длинный меч при входе в дом и класть его на специальную подставку. В то же время, короткий меч всегда оставался при хозяине. Не менее важным, чем меч, в вооружении самурая был большой лук.
Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев
С изобретением пороха к традиционным холодным видом добавилось огнестрельное оружие - танегасима.
Уйти из жизни, вонзив в себя меч - лучший выход для самурая, если он поступил недостойно или попал в плен к врагу. Для этих целей существовал специальный обряд - харакири или сэппуку.
Чтобы избавиться от всеобщего позора, нужно было вспороть живот. Ведь именно там, как полагают японцы, находится душа, которая таким образом выходила на свободу. Впрочем, считалось, что погибнуть на поле боя для самурая все же гораздо почетнее.
Японские самураи - не только машины для убийства. Это был класс в большинстве своем весьма образованных людей. Вместе с овладением военным искусством и совершенствованием своих физических навыков, юные самураи знакомили с различными гуманитарными дисциплинами, что делало их гораздо грамотнее большинства европейцев, которые не всегда умели читать.
Самураи разбирались в поэзии, математики, занимались садоводством, владели мастерством каллиграфии, рисовали и даже могли провести чайную церемонию. Всему этому их учили с ранних лет. Из этой среды потом вышли многие мыслители и художники Средневековья.
Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству, вместе с землей и пайком. Сын, как правило, шел по стопам отца, превращаясь в настоящего воина и оставаясь на службе феодала, на которого работал родитель.
Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству
В случае смерти отца главой семьи становился старший сын, даже если ему к тому времени было всего 10−12 лет. Даже в этом возрасте наследник имел глубокие представления о жизни и мог в принципе постоять за себя и свою семью, хотя обычно образование завершалось в 15 лет.
Самураи всегда выделялись в толпе. В отличие от европейских рыцарей с их тяжелыми латами, доспехи самураев позволяли их владельцу оставаться подвижным и в бою, и в быту.
Броня должна была быть твердой и гибкой, чтобы не сковывать движения. Кроме кирасы она включала кожаные или металлические пластины, связанные друг с другом шнурками. Важным и весьма характерным для японских воинов атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто .
Важным для самураев атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто
Основная обязанность самураев - служить своему хозяину
Благодаря боковым пластинам он защищал не только голову, но и шею, что делало самураев чем-то похожим на Дарта Вейдера.
История самураев — загадочного сословия воинов древней Японии — окружена множеством тайн и мифов. Роль, которую самураи сыграли в формировании национального менталитета японцев, трудно переоценить. Их сегодняшние потомки не носят мечей и не имеют обыкновения вспарывать себе животы в случае неудачи. Но, даже сменив традиционные доспехи на деловой костюм, боевое снаряжение — на портативный компьютер, а самурайский клан — на коммерческую фирму, мужчины из Страны восходящего солнца остаются верны идеалам средневековых воинов — защите справедливости во имя процветания родины.
Слово «самурай» происходит от древнего японского глагола «самурау» — «служить». Таким образом, самурай — это «служивый», «слуга». Другое популярное в Японии слово, обозначающее самурая, — «буси» («воин»).
Как особое сословие самураи существовали на протяжении всей истории Японии. Первоначально они находились в услужении аристократических родов, бравших свое начало в древнейшей японской иерархии жрецов. Но к концу XII в. наиболее крупные кланы самураев обрели самостоятельный политический и военный вес, и аристократам уже нечего было им противопоставить.
В течение веков одни самурайские кланы сменяли другие, сражаясь за титул сёгуна — военного правителя страны, в руках которого, в отличие от императора, была сосредоточена реальная власть.
Право двух мечей
Основой идеологии самураев стали дзэн-буддизм и складывавшееся веками учение бусидо («путь воина»), базирующееся на принципах конфуцианства. Во главе угла стояло полное подчинение самурая своему господину.
Присущая дзэн-буддизму идея жесткой самодисциплины была для воинов едва ли не идеалом. Согласно канонам дзэн, каждый из них был обязан настойчиво и целеустремленно воспитывать в себе волю, самообладание и хладнокровие.
Могущество самурая определялось доходом от пожалованных ему земель. Чем больше был этот доход, тем больший отряд мог привести самурай под знамена своего господина. На дареные земли не воспринимались как реальная собственность самурая: если буси попадал в немилость, их могли запросто отобрать и передать другому воину.
От представителей прочих сословий самураи отличались двумя вещами: особой прической с выбритым лбом и зачесанными назад волосами, а также правом носить два меча — большой и малый. (Носить малый меч дозволялось всем достигшим совершеннолетия мужчинам).
Вплоть до начала XVII в. самураем мог стать любой достаточно удачливый и смелый человек, в том числе крестьянин или горожанин. Четкого разделения между сословиями тогда еще не было, а звание самурая присваивал князь за какие-либо военные заслуги. Среди самураев проводились своего рода «соревнования» с награждениями, скажем, первого взобравшегося на стену вражеской крепости или первого воина, вступившего в бой с противником.
Несмотря на специфику профессии, многие самураи, особенно из влиятельных семей, мастерски владели не только мечом, но и кистью: они получали неплохое образование, умели писать стихи, практиковали каллиграфию.
Забыть о жизни и смерти
Жизнь самурая всегда имела две стороны. Одна из них — это почести и богатые подарки, которые самураи получали от своих господ за верную службу. Другая, существенно превалировавшая над первой, — постоянные тяготы и лишения, холод и голод военных походов, боль и кровь. В таких непростых условиях сохранять трезвость ума и душевное равновесие воину помогала морально-этическая подготовка. И хотя на протяжении столетий писаных законов поведения самураев не существовало, все их поступки неизменно определялись традиционным воспитанием и философскими воззрениями того времени. Причудливый сплав этих истин с местными верованиями, создал уникальную систему. Ее основой являлось просветление (сатори), которое достигалось путем медитаций, а также решением морально-философских задач. Обрести сатори в бою самурай мог только в том случае, если был способен полностью забыть как о жизни, так и о смерти.
Просветление могло снизойти на самурая не только на поле брани, но и дома, в короткие периоды мирной жизни, предшествовавшие очередной войне. Этому, например, способствовали некоторые детали интерьера. Допустим, легкие раздвижные перегородки в доме воина позволяли ему соединять пространства жилища и прилегающего к нему сада. А в стенных нишах самурайских домов неизменно висел свиток с философским высказыванием, стихами или картиной, выполненной в традиционной японской технике.
Для того, чтобы достичь просветления, японские воины часто и подолгу любовались природой, ибо пейзаж, согласно мировоззрению самураев, являл собой созвучие всего сущего в мире. Созерцание луны или цветущей по весне сакуры — все это помогало человеку понять суть природы, слиться с ней.
Проникновению в суть жизни помогала и чайная церемония. В качестве особого подарка за совершенный им подвиг самурай иногда получал сосуд с невероятно дорогим чаем. А чтобы отметить честь, оказанную ему преподнесением такого дара, приглашал в дом гостей и угощал их этим редким напитком.
Голова как трофей
На протяжении нескольких столетий, с XI по первую половину XIV в., каждый самурай, выбирая себе перед началом сражения достойного противника, должен был громко выкрикнуть свое имя и перечислить подвиги, совершенные как его предками, так и им самим. Цель такой «презентации» заключалась в том, чтобы заявить о себе и тем самым подорвать моральный дух врагов. Правда, прославленное имя могло не только вселить в супостата страх и желание ретироваться, а, напротив, разжечь стремление одолеть знатного самурая, заслужив тем самым репутацию отличного воина.
Тот, кто, выслушав подобное представление, считал себя готовым к бою, выходил вперед. В схватку самураев никто и никогда не вмешивался. Именно поэтому со стороны сражение армий японских феодалов походило на одновременную дуэль нескольких сот или даже тысяч человек.
Войско делилось на пехотинцев, лучников и конных воинов. Во главе каждого из подразделений стояли командующие-офицеры. Они, в свою очередь, подчинялись двум генералам, состоявшим при главнокомандующем.
Помимо этого, в войске существовал отряд разведчиков — синоби или ниндзя, в задачу которых входило предоставление самой свежей информации о численности и составе армии противника, о его передвижениях и потерях.
Слуги воина должны были страховать своего господина, подавать ему оружие и собирать головы, отрубленные им в ходе сражения.
Кроме свода правил, регламентировавших ход боя, существовали также и те, которые относились к представлению военных трофеев и получению за них наград. Так, все отрубленные головы, собранные после сражения, должны были «проходить осмотр» комиссией. А срубить их каждый самурай стремился как можно больше, при этом было весьма желательно, чтобы принадлежали они знатным военачальникам или выдающимся воинам, поскольку от этого зависел размер вознаграждения и оказываемых почестей. Головы демонстрировали на специальных подносах, причем каждая из них сопровождалась запиской, в которой указывалось имя и ранг поверженного врага.
Случалось, что в пылу битвы среди трофеев по недосмотру оказывались головы союзников и даже слуг. Типичным наказанием за подобную провинность было отсечение мизинца, практически не влиявшее на боеспособность, но служившее грозным предостережением на будущее.
Если никакого иного исхода боя кроме смерти, позорного бегства или сдачи в плен не предвиделось, самурай выбирал смерть, совершая ритуальное самоубийство — харакири или сэппуку (в переводе с японского «вспарывание живота»). Воин, решивший свести счеты с жизнью, знал, что его семья за проявленную им храбрость получит подобающие почести и награды, а сам он останется в памяти потомков как герой.
Акт харакири демонстрировал противнику храбрость, а для соратников становился примером для подражания. Промедление в его исполнении было равнозначно потере лица. А это неизбежно влекло за собой презрительное отношение как к самому воину, так и к его родственникам. Во время ритуала самурай должен был мужественно терпеть все муки и не закричать от боли. Некоторые воины, дабы лишить врага удовольствия опознать и предъявить в качестве трофея «знатную голову», перед самоубийством обезображивали свое лицо до неузнаваемости. А иные, пока длилась предсмертная агония, находили в себе силы написать собственной кровью прощальные стихи.
Вторжение иного мира
Огнестрельное оружие, завезенное в Японию в первой половине XVI в., хотя и вызвало восхищение своей мощью, но не соответствовало тем идеалам ведения войны, которые в то время доминировали в среде японских военных. Ведь по неписанному закону самураев, смерть должна была быть не только достойной, но и красивой, чтобы потомкам не пришлось краснеть. Теперь же личное мужество, искусство ближнего боя и весь остальной арсенал различных церемониальных приемов, направленных на победу, оказывались бесполезными перед случайным выстрелом. Особенно если он предательски звучал из-за угла или в спину. Тем не менее, к началу XVII в. огнестрельное оружие прочно вошло в обиход, навсегда подорвав средневековые принципы японских самураев.
Наступила эпоха Эдо (1603 - 1868 гг.), — длительный период мирного существования японского государства. Самураи, рожденные войной и являвшиеся ее олицетворением, начали терять смысл жизни и ощущение стабильности. Это неизбежно вело к деградации сословия. Финансирование военных кампаний по причине их отсутствия с каждым годом все больше урезалось, а затем и вовсе прекратилось, что существенно сказалось на численности среднего слоя самураев.
Самым, пожалуй, достойным видом деятельности для оставшихся не у дел самураев в то время была работа в пожарных командах. К ней вчерашние воины относились с огромной ответственностью. На пожары они выезжали, как на войну — в полном самурайском облачении и в доспехах, зачастую проявляя не меньший, чем в бою, героизм.
Иногда, чтобы не умереть с голоду и обеспечить своей семье хоть какую-то стабильность, самураи принимали трудное для себя решение — усыновляли детей богатых торговцев, столь презираемых ими. Другие начинали заниматься изготовлением бамбуковых зонтиков, вееров, зубочисток, плетением сандалий, разведением золотых рыбок. Более удачливые открывали школы фехтования, в которых преподавали основы искусства рукопашного боя, обучали желающих владению копьем, мечом и луком.
Некоторые самураи превращались в торговцев, другие — промышляли разбоем. Еще пару веков назад любой из предков этих мужественных и гордых людей, не задумываясь, предпочел бы даже намеку на такую жизнь мгновенную смерть. Старые буси с тоской и гневом взирали на распущенность современных нравов, стиравших память об истинном предназначении воина.
Подобное положение вещей привело к тому, что в середине XVIII в. в Японии начали появляться книги, призванные возродить высокие цели самураев, вернуть им былое достоинство, славу и уважение. У жителей Страны восходящего солнца пробудился интерес к старинным повестям и рассказам о жизни «идеальных воинов». Вновь стали востребованы средневековые трактаты о военном искусстве и нормах поведения, а также были написаны новые: «Введение в военное искусство», «Книга пяти колец», «Сокрытое в листве». Эти труды сыграли важную роль в возрождении института самурайства. Изложенные в них принципы и идеалы к XIX в. стали именоваться «Кодексом самурайской чести», или «Бусидо» (в переводе с японского «Путь воина»).
Общая идея всех этих трудов восходила к древним самурайским принципам и исчерпывалась вводной фразой из трактата «Сокрытое в листве»: «Я постиг, что Путь Самурая — это смерть». Речь о том, что каждый воин умирает в тот момент, когда впервые берет в руки меч, физический же факт кончины — простая формальность. О своей жизни, как и во времена пращуров, самураю полагалось забыть и полностью посвятить ее служению господину. У настоящего воина было всего три добродетели — преданность, храбрость и справедливость.
Бывших самураев не бывает
Но возродиться самурайству так и не было суждено. В 1868 г. после более чем 250-летнего военного правления сёгунов Токугава и практически полной изоляции Японии от остального мира, вся полнота государственной власти вернулась к 122-му императору Мэйдзи. После реставрации императорской власти жизнь государства полностью изменилась. Были упразднены прежние институты власти и собственности, отменены сословия, заложены основы абсолютной монархии, во многих областях жизни введены европейские стандарты.
В 1871 г. согласно императорскому указу была создана новая армия численностью более 100 тыс. человек. Она комплектовалась по призыву, причем солдат набирали не только из воинского сословия, но и из всех других слоев общества. Последняя точка в многовековой истории самурайства была поставлена в 1876 г., когда официально запретили ношение главной гордости самурая — двух мечей.
Однако экс-самураи не потеряли своего привилегированного положения в японском обществе. Именно из их среды пополнялись кадры чиновников, из легендарных воинов в основном состоял офицерский корпус армии и флота. Кодекс «Бусидо», прославление самурайской доблести и традиций, культ войны — все это стало важнейшей составной частью идеологии милитаристской Японии вплоть до окончания Второй мировой войны. Да и сегодня термин «самурай» иногда применяется для обозначения служащих японской армии.
Елена СТЕПУНИНА
